— Раньше никто и не претендовал на статус твоего законного супруга!
— Да что ты говоришь! А кто Толика подзуживал исподтишка, чтобы он меня в загс тащил? А кто с Темой воспитательные беседы у меня за спиной вел? Или, думаешь, я об этом не знаю?
— Девочки, не надо так кричать! Скоро на ваши вопли полдома сбежится! — попытался урезонить нас вышедший из комнаты отец, но не тут-то было. Если мы с маменькой входили в раж, расцепить нас можно было только вылив на каждую по ведру холодной воды. Надеюсь, папуля об этом способе не осведомлен…
— Вечно ты в роли миротворца выступаешь! Нашел себе выгодную позицию, в то время как сам нашей дочери сплетни скармливаешь!
— Ты это о чем? — осведомился отец, и я поняла: развлекуха под названием «семейный дебош» началась. Наверняка папуля слышал многое из того, о чем говорилось на кухне, да и сегодняшний его разговор с матерью еще явно был свеж в памяти. По крайней мере на усталого и забитого жизнью человека папа уже совершенно не походил. Скорее уж на бойцового кота, если таковые бывают в природе.
— Все о том же! О моем коллеге! Кто рассказал Лизе о том, что Пол якобы полное ничтожество и, если бы не его соавторы, вряд ли остался бы на плаву?
— А разве это не так? — Отец улыбнулся матери особенной улыбкой, в которой я не без некоторого удивления признала свою. По крайней мере если мне надо построить какого-нибудь нерадивого автора, из всего улыбочного арсенала я использую именно ее. В переводе на русский она означает: «Трепещите, ибо сейчас я от вас камня на камне не оставлю».
Вот она, связь поколении в действии!
— Да ты!.. — захлебнулась мать от негодования, а потом вылила на отца такой поток ненависти, что даже я, считавшая себя прожженным циником, предпочла бы этот момент пережить где-нибудь вдали от разбушевавшихся родителей.
Само собой, папа в долгу не остался, и маменька узнала о себе много нового. Впрочем, я тоже. Судя по всему, последние полгода семейной жизни для папули были не сахарными. Он у меня товарищ терпеливый, многое может вынести, со многим примириться. Но похоже, маменька на пару с Версальски умудрились исчерпать даже его нервные резервы.
Обычно в такие вот минуты я тихонько сматываюсь и пережидаю бурю где-нибудь вдалеке от основных событий. Но сейчас речь шла о моем будущем, и я сочла, что бросать папулю на произвол судьбы, сиречь взбешенную маменьку, было бы в корне неверно. Поскольку вставить хотя бы слово в их с матерью перебранку было малореально да и не сильно хотелось в общем-то, я скромно подпирала собой стенку в ожидании, когда скандал пойдет на убыль либо непосредственно коснется моей особы.
Но тут из моей комнаты донесся рев мобильного телефона. Пришлось разворачиваться и боком, боком пробираться в спальню — смотреть, кто это захотел со мной пообщаться. Похоже, в пылу полемики родители даже не заметили моего исчезновения, продолжая припоминать друг другу все обиды за последние пять, десять, а то и двадцать лет семейной жизни. Что ж, лучше уж так, чем в молчанку играть. В конце концов, даже если развод, и что? По крайней мере хоть перестанут себе ежедневно портить нервы. А то оба дерганые ходят, отец — так тот вообще сильно сдал, лицо вон какое худющее да усталое…
— Привет! — раздался в трубке веселый Машкин голос. — Ну наконец-то телефон включила, а то пропала для общества, понимаешь!
— Можно подумать, ты не в курсе, что у меня творится!
— Ой, да ладно строить из себя забитую жизнью тетку. Кстати, что это там за голоса слышатся? Кто-то телевизор на полную мощность включил?
— Да нет, это родители друг на друга орут.
— И давно уже?
— Да нет, минут десять-пятнадцать от силы.
— Ну, это еще приемлемо. Если мои предки начинают ругаться, у них этот процесс и два часа может занять, и три.
— Без перерыва? — усомнилась я.
— А то! — не без гордости поведала Машка.
— И после этого никто разводиться не бежит?
— Не-а, только грозятся. Да это, по-моему, в каждой второй, если не в каждой первой семье игра такая: как следует разругаться, чтоб только перья по всей квартире летели, зато потом на месяц-другой тишь, гладь, божья благодать. Недаром в народе говорят: милые бранятся — только тешатся. Так что не переживай, никуда они друг от друга не денутся.
— Да я и не сказать, чтобы сильно переживаю. Просто как-то не себе, знаешь ли. Не могу припомнить ни одного раза, чтобы они так качественно ссорились. Ой!
— Что такое?
— Если не ошибаюсь, в ход тарелки пошли. Ой!
— Что, боишься, весь твой сервиз побьют? Так не стоит! Наверняка вам с Лешкой на свадьбу штуки три точно подарят. Так что пускай колотят, место под новый расчищают.
— Ну, по чести говоря, они-то как раз свой сервиз сейчас уничтожают, если я, конечно, по звуку правильно определила, что именно они там по молекулам разносят. Ой! Ну все, если они и дальше с таким грохотом будут действовать, к нам точно соседская делегация направится. Или и того хуже, милицию вызовут. Ой!
— А сколько там тарелок в старом сервизе было? — как бы невзначай поинтересовалась Машка.
— По-моему, шесть. Ой!
— В таком случае последняя осталась, расслабься!
— Ой!
— Все, посуда закончилась, можем продолжать разговор.
— И правда, вроде тихо стало, — прислушалась я к доносившимся из-за двери звукам. — Слушай, снимаю шляпу перед твоими шаманскими способностями, но как ты определила, сколько там было боезапасов?
— Элементарно, Ватсон! По количеству произнесенных тобой «ой». Один «ой» — одна тарелка в расход.
— А если бы я ошиблась и они не тарелки, а, к примеру, чашки бить начали?
— Ну, накладки всегда возможны, — философски заметила Машка. — Просто практика показывает, что чашки не так интересно разносить вдребезги, как тарелки. Опять же ручка может оторваться, в глаз рикошетом засветить. Так что как ни крути, а тарелки для этого дела — самый подходящий вид посуды. Ладно, я вот чего звоню: во сколько завтра девичник начинается?
— Девичник? — У меня закружилась голова в тщетной попытке припомнить, планировалось ли мной данное мероприятие или нет. По всему выходило, что не планировалось.
— Ага, мать, девичник! И не отвертишься!
— Да зачем он мне нужен! И свадебных торжеств вполне достаточно будет!
— До торжеств этих еще дожить надо. Сама подумай: ты пижону заграничному от ворот поворот дала?
— Ну, пока не окончательный. По крайней мере он до конца не просек, куда именно его послали. Даже надеется еще на что-то, недомерок!
— А матери глаза на него когда открывать будешь?
— Ну, я уже попробовала сегодня. Честно скажу — эффекта ноль, ни фига не вышло, кроме скандала. Так что, видимо, придется возвращаться к этому разговору завтра и действовать уже наверняка. Тем более Лешка обещал что-то придумать в плане организации неопровержимых доказательств порочности Версальски.
