И тут мой взгляд падает на буханку с Иисусом.
Оглядываясь назад, я не могу объяснить Мэри, почему так поступила.
Хлеб зачерствел, он твердый как камень, с пестрыми семечками и пигментами, которые и создали поблекшее уже лицо. Я беру ухват, которым засовываю и достаю хлеб из затопленной дровами печи, и швыряю буханку с Иисусом в ее зев, на обжигающе красные языки пламени.
Робена сделала багеты и булочки, а мне необходимо до рассвета испечь еще массу разнообразного хлеба. Но вместо того, чтобы замешивать тесто согласно обычному распорядку, я меняю завтрашнее меню. Мысленно делаю расчеты, отмеряю сахар, воду, дрожжи, растительное масло. Соль и муку.
Закрываю глаза и вдыхаю сладкий запах муки. Представляю себе магазин с колокольчиком над стеклянной дверью, который звенит, когда входит посетитель; звук падающих в кассу монет, словно гаммы, — этот звук заставляет девушку, сидящую в кассе и полностью погруженную в чтение, поднять голову. Оставшуюся часть ночи я пеку по одному-единственному рецепту, поэтому, когда первые лучи солнца показываются над горизонтом, полки «Хлеба нашего насущного» плотно забиты узелками и кольцами халы по дедушкиному рецепту. Хлеба много, чтобы никто и представить не мог, что такое голод.
Я досыпала на рынке. Я не спала с тех пор, как похоронила отца; без звона колоколов, свиста и фанфар, по поводу которых он шутил, на маленьком кладбище за домиком. Однако причиной моей бессонницы было не горе. Не спала я, потому что было некогда.
У меня не было денег заплатить налоги. У нас не было сбережений, деньги мы получали с базара, где ежедневно продавали хлеб. В прошлом папа пек хлеб, пока я тащилась через деревенскую площадь. Но сейчас осталась только я.
Я ловила себя на том, что работаю круглосуточно. По ночам я закатывала рукава и формовала огромные массы теста в булочки; замешивала еще тесто, пока первая партия поднималась; последние буханки я доставала из сложенной из кирпича печи, когда солнце, словно невзначай, выглядывало из-за горизонта. Потом нагружала корзину и тащилась на рынок, где боролась со сном, пока продавала свои изделия.
Я не знала, как долго это может продолжаться. Но я не позволю Баруху Бейлеру забрать единственное, что у меня осталось, — дом моего отца и его дело.
Однако покупателей в городке было все меньше и меньше. Слишком опасно становилось. Тело моего отца было одним из трех, обнаруженных на этой неделе в окрестностях нашей деревушки. А еще пропал маленький ребенок, который пошел в лес и не вернулся. Все тела были изуродованы одинаково, как будто на них напал голодный зверь. Испуганные жители городка предпочитали питаться овощами с собственных огородов и консервами. Вчера я встретила всего с десяток человек, сегодня только шестерых. Даже некоторые торговцы решили отсидеться в безопасности за запертыми дверями. Рынок стал серым местом-призраком, а по булыжной мостовой гулял ветер, словно предупреждая о чем-то.
Я открыла глаза и обнаружила, что меня будит Дамиан.
— Обо мне мечтаешь, дорогуша? — спросил он. Протянул руку, едва не касаясь моего лица, и отломил кусок от багета. Засунул хлеб в рот. — М-м-м, ты почти такой же искусный пекарь, каким был твой отец. — Всего лишь на секунду на его лице мелькнуло сострадание. — Соболезную твоей утрате, Аня.
Остальные покупатели говорили мне то же самое.
— Спасибо, — пробормотала я.
— С другой стороны, мне нисколько не жаль, — произнес Барух Бейлер, становясь у капитана за спиной, — шансы когда-либо получить с него налоги были слишком малы.
— Еще не конец недели, — запаниковала я.
Куда я денусь, если он вышвырнет меня на улицу? Я встречала женщин, которые продавали себя, бродили, словно привидения, по переулкам городка, и в глазах у них была пустота. Я могла бы принять предложение Дамиана выйти за него замуж, но это всего лишь еще одна сделка с дьяволом. С другой стороны, сколько пройдет времени, пока зверь, который нападает на жителей городка, найдет меня?
Краем глаза я заметила приближающуюся фигуру. Новый житель нашего городка. Ведущий на поводке брата. Он прошел мимо меня, даже не взглянув на хлеб, и остановился у пустого деревянного прилавка, где обычно раскладывал свой товар мясник. Потом он повернулся ко мне, и я почувствовала, как под ребрами вспыхнул огонь.
— А где мясник? — спросил он.
— Сегодня он не работает, — пробормотала я.
Я разглядела, что он моложе, чем мне изначально показалось, вероятно, всего на пару лет старше меня. Я еще никогда и ни у кого не видела таких глаз — золотых и сияющих, как будто подсвеченных изнутри. Щеки пошли ярко-красными пятнами. Каштановые волосы неровно упали на бровь.
На нем была одна белая рубашка, та, что он носил под пальто, которое продал в прошлый раз, когда явился на городскую площадь. Интересно, что он сегодня собирался обменять на мясо?
Он молчал и только щурился, разглядывая меня.
— Торговцы в страхе разбегаются, — сказал Барух Бейлер. — Как и все остальные в этом забытом Богом городишке.
— Не у всех есть железные ворота, чтобы спрятаться от животных, — ответил Дамиан.
— Или чтобы не выпускать их на улицу, — пробормотала я себе под нос, но Бейлер услышал.
— Десять злотых, — прошипел он. — К пятнице.
Дамиан залез в карман форменного кителя и достал кожаный кошелек. Отсчитал на ладонь серебряные монеты и швырнул их Бейлеру.
— Считай, что долг оплачен, — сказал он.
Бейлер опустился на колени и собрал деньги. Потом встал, пожал плечами.
— До следующего месяца.
Он горделиво зашагал к дому, запер за собой ворота, прежде чем исчезнуть в массивном каменном жилище.
Я видела, что мужчина с братом наблюдают за нами, стоя у прилавка мясника.
— Ну? — посмотрел на меня Дамиан. — Неужели отец не научил тебя хорошим манерам?
— Спасибо.
— Ты могла бы показать свою благодарность, — предложил он. — Твой долг Бейлеру погашен. Но теперь ты должна мне.
Я тяжело сглотнула, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
Он схватил мою руку и прижал к низу своего живота, а когда я попыталась его оттолкнуть, припечатал свой рот к моим губам.
— Ты же знаешь, я могу получить то, что хочу, в любое время, — мягко произнес он, обхватывая мою голову и сжимая на висках так сильно, что я думать не могла, едва слова различала. — Я лишь по доброте души даю тебе право выбора.
