Чувствуя себя загнанной в угол, охваченная паникой, я встала со скамьи, сделала два шага и потеряла сознание.
Я пришла в себя уже в кабинете Адама. Он стоял на коленях у дивана с мокрой салфеткой в руке. Я тут же отпрянула и прикрыла левую щеку рукой.
— Знаете, — сказал он, словно продолжая начатый разговор, — от меня на этой работе ничего не утаишь. Я знаю, кто делал пластическую операцию, кому удалили грудь, кому аппендицит, а у кого вырезали грыжу. У человека может быть шрам, но это также означает, что у человека есть история. И кроме того, — добавил он, — не шрам я заметил, когда впервые вас увидел.
— Да уж.
Он положил руку мне на плечо.
— Я заметил, что вы очень красивая, — продолжал он.
У Адама песочного цвета волосы и медовые глаза. Его теплая ладонь прикасалась к моей щеке. Я не была красавицей до случившегося и уж точно не стала ею после. Я помотала головой, чтобы прийти в себя.
— С утра ничего не ела… — призналась я. — Мне нужно в зал.
— Успокойтесь. Я предложил сделать пятнадцатиминутный перерыв, прежде чем продолжить службу. — Адам замер в нерешительности. — Может быть, воспользуемся тем, что есть в моем плеере?
— Могу поклясться, что загрузила нужную песню. Сестры меня возненавидят.
— Бывало и похуже, — ответил Адам.
— Сомневаюсь.
— Однажды я наблюдал, как пьяная любовница пыталась забраться к усопшему в гроб. Ее вытащила законная жена и избила до потери сознания.
У меня округлились глаза.
— Правда?
— Да. Так что это… — он пожал плечами, — пустяки.
— Но я засмеялась!
— Многие смеются на похоронах, — заверил Адам. — Потому что люди чувствуют себя неуютно рядом со смертью, а смех — это способ расслабиться. Кроме того, держу пари, ваша мама больше обрадовалась бы тому, что вы вспоминаете ее жизнь со смехом, чем заливаясь слезами.
— Мама решила бы, что это очень смешно, — прошептала я.
— Держите. — Адам протянул мой компакт-диск в коробке.
Я покачала головой.
— Оставьте себе. Вдруг вашим клиентом будет Наоми Кэмпбелл.
Адам засмеялся.
— Готов поклясться, что вашей маме эта идея тоже понравилась бы, — ответил он.
Через неделю после похорон он позвонил, чтобы узнать, как у меня дела. Мне показалось это странным по двум причинам: во-первых, я никогда не слышала, чтобы сотрудники похоронного бюро проявляли подобное участие, а во-вторых, его нанимала Пеппер, а не я. Я настолько была тронута этим участием, что испекла ромовую бабку и по пути с работы домой занесла ее в похоронное бюро. Я надеялась оставить ее в конторе и не наткнуться на Адама, но оказалось, что он на работе.
Он спросил, есть ли у меня время выпить кофе.
Вы должны знать, что даже тогда он носил обручальное кольцо. Другими словами, я знала, во что ввязываюсь. В свою защиту могу сказать одно: я никак не ожидала, что мной будут восхищаться мужчины, в особенности после того, что произошло. Но вот Адам, привлекательный и успешный, пытается за мной ухаживать. Мои представления о нравственности, которые напоминали, что Адам принадлежит другой женщине, заглушал едва слышный шепоток в голове: «Попрошайки никогда не станут теми, кто выбирает. Бери то, что само плывет в руки. Кто еще полюбит такую, как ты?»
Я знала, что неправильно связываться с женатым мужчиной, но это не удержало меня от того, чтобы влюбиться в Адама и мечтать, что он влюбится в меня. Я смирилась с тем, что всю жизнь проживу одна, буду работать в одиночестве, до конца жизни останусь одна. Даже если бы я и встретила человека, который стал бы притворяться, что ему наплевать на жуткую сморщенную кожу на моей левой щеке, откуда мне знать, что он любит меня, а не просто жалеет? Любовь и жалость очень похожи, а я никогда не умела разбираться в людях. Мы с Адамом встречались тайно, за плотно закрытой дверью. Другими словами, наши встречи происходили исключительно на моей территории.
Прежде чем вы заявите о том, что противно позволять человеку, который бальзамирует других людей, прикасаться к себе, позвольте вам возразить. Всем этим усопшим, включая мою маму, крупно повезло, что последними к ним прикасались такие нежные руки. Иногда мне кажется, что из-за того, что Адам столько времени проводит с мертвыми, он по-настоящему ценит чудо живого тела. Когда мы занимаемся любовью, он надолго задерживается на сонной артерии, на запястьях, под коленками — в местах, где бьется пульс.
В те дни, когда ко мне приходит Адам, я жертвую парой часиков сна, чтобы побыть с ним. Из-за особенностей работы, которая заставляет его быть наготове двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, он в любое время может с нее улизнуть. Именно поэтому его жене не кажется подозрительным, что он внезапно уходит.
— Мне кажется, Шэннон обо всем догадывается, — говорит сегодня Адам, когда я лежу в его объятиях.
— Правда?
Я пытаюсь не обращать внимания на то, что будто взлетаю на самый верх аттракциона «русские горки» и больше не вижу собственных колен.
— Сегодня утром на бампере моей машины появилась новая наклейка. На ней написано: «Я люблю свою жену».
— Откуда ты знаешь, что это она прилепила?
— Потому что я ее туда не цеплял, — отвечает Адам.
Я минуту обдумываю сказанное.
— Наклеить она могла и без всякого подтекста. Возможно, по блаженному незнанию.
Адам женился на школьной подружке, с которой встречался во время учебы в колледже. Похоронное бюро, где он работает, уже пятьдесят лет принадлежит семье его жены. По меньшей мере дважды в неделю он уверяет меня, что уйдет от Шэннон, но я знаю, что это неправда. Во-первых, он лишится работы. Во-вторых, бросит не только Шэннон, но и своих близнецов, Грейс и Брайана. Когда он говорит о них, его голос звучит совсем по-другому. Звучит так, как, надеюсь, когда он говорит обо мне.
Хотя, скорее всего, обо мне он вообще не говорит. Я хочу сказать, с кем он может поделиться тем, что завел интрижку? Единственный человек, которому доверилась я, — это Мэри, и, несмотря на то что мы вместе заварили эту кашу, Мэри ведет себя так, словно это Адам меня соблазнил.
— Давай в эти выходные куда-нибудь поедем, — предлагаю я.
По воскресеньям я не работаю; по понедельникам булочная закрыта. Мы могли бы исчезнуть на целых двадцать четыре волшебных часа, а не прятаться в спальне в полумраке задернутых штор, пока его машина (с новой наклейкой на бампере) стоит за углом у китайского ресторана.
Однажды Шэннон приходила в булочную. Я видела ее в открытое окно, разделяющее кухню и магазин. Я сразу ее узнала, потому что видела фотографию на страничке Адама в «Фейсбуке». Я была уверена, что она пришла устроить мне скандал, но она только купила ржаные булочки из муки грубого помола и ушла. Мэри нашла меня сидящей на полу в кухне — ноги подкосились от облегчения. Когда я рассказала ей об Адаме, она задала один-единственный вопрос: «Ты его любишь?» — «Да», — ответила я. «Нет, не любишь, — возразила Мэри. — Тебе нравится только то, что ему, как и тебе, нужно прятаться».
