— Иными словами, вы настолько поверили в их невиновность, что сами стали соучастницей преступления.
— Какого преступления? — испугалась Соня»
— Помогли скрыть от властей смерть знатного человека. А ко всему прочему — еще и сокрыли труп.
— Погодите, Патрик, опять вы торопитесь. Сейчас вы сами все поймете. Эмиль много лет служил Флоримону и был по-своему ему предан. К тому же незадолго до этого его встретил полицейский и пригрозил, что знает не только о неблаговидных делах отпрыска маркиза Антуана, но и о том, кто ему в них помогает. То есть Эмиля могли заподозрить в том, что он поссорился с Флоримоном и нарочно запер его в подземелье. Нет, оба всего лишь пошли к тому месту, куда зачастила чья-то чужая повозка, и решили пугнуть того, как они думали, контрабандиста. А когда увидели открытый люк, подпертый бревном, то Эмиль не нашел ничего лучшего, как это бревно убрать.
Думал, потом его откроет. Но не смог. Флоримон оказался заперт в подземелье. С тем самым золотом, которое когда-то выплавил его отец.
Патрик остановился, как будто вдруг вспомнил о чем-то важном, и хрипло выругался на каком-то неизвестном Соне языке. Что-то похожее на английское словечко «дерьмо».
— Патрик, неужели вы ругаетесь? — громко удивилась Соня.
Молодой человек смутился, но похмыкал про себя и сказал:
— Еще бы мне не ругаться! Если я не только был слеп, но и глуп. Надо же, Эмиль болтал что-то про привидение, а я не придал этому никакого значения.
Допустить такую ошибку! Джеймс в свое время надрал бы мне уши за невнимательность. Подумать только, мне в руки давали такие сведения, а я отмахнулся от них, как ребенок от горького лекарства! Так что получилось, что и я приложил руку к гибели Флоримона.
— Вы ошибаетесь, — сказала Соня. — Когда мы с вами приехали в замок, привидение уже третий день как угомонилось.
— И на том спасибо… Нам еще долго идти?
— Мы уже пришли.
Молодые люди ступили с последней ступеньки на ровную, присыпанную песком площадку. Пламя свечей бросало блики на выбитую в скале нишу, в которой были сложены слитки золота.
— Вот, любуйтесь, это и есть моя тайна. — Соня обвела рукой открывшуюся им картину.
— Сколько же их здесь?! — изумился Патрик.
— До того, как сюда вломился Флоримон, — ответила Соня, — их было две тысячи шестьсот пятьдесят четыре.
Патрик подошел и взял в руки один из слитков.
Взвесил его на руке, как когда-то княгиня Астахова.
— Вот, значит, как выглядит богатство.
— Скорее то, что еще предстоит превратить в богатство.
Понятно, что ее дворецкий некоторое время недоуменно смотрел на свою госпожу. Так что Соня с невольной досадой проговорила:
— Ну, подумайте, Патрик, как можно использовать эти слитки? Платить ими за продукты, за одежду и прочее?
— Ну да, как-то я сразу не сообразил. А у вас есть какие-то мысли насчет этого?
— В том-то и дело, что нет. Мне впервые досталось наследство в золотых слитках.
— А заявить о них властям вы не хотите?
— Честно говоря, боюсь. Я ведь не знаю законов Франции в отношении кладов — если золото объявить именно таковым. Но тогда, может статься, на него найдутся и другие претенденты, а я наверняка знаю, что на золото имели право лишь маркиз Антуан и мой дедушка Еремей. Оба ныне покойные.
— А вы такое право имеете?
Соня смутилась: в хорошем же свете она выглядит! Мало того, что Патрик сочтет ее скрягой, он ведь может еще решить, будто она присвоила себе то, на что могут претендовать и другие законные наследники.
— Конечно, если бы жив был Флоримон…
— Но он свое уже получил.
— Ну, да, это я и хотела сказать. К тому же мосье Антуан никому о золоте не говорил, потому что его производство наладил на деньги моего деда.
— Ах, вот оно что!
— Правда, Флоримон все равно о нем узнал.
И тайну механизма, открывающего вход в подземелье, у отца выпытал. Но не до конца. Старый маркиз был уже слишком слаб, а Флоримон слишком самоуверен…
— Дела-а, — протянул Патрик. — Как ни поверни, а закон нарушать придется…
— Вот именно. Но, честно говоря, я даже не представляю, с какого конца к этому золоту поде! упиться.
Патрик ответил не сразу, словно что-то про себя решая.
— С вашего позволения я возьму один слиток. — Он выжидательно посмотрел на Соню. — Если я найду человека, которого золото в таком виде может заинтересовать, он должен иметь перед глазами образец.
— Конечно же, берите!
Обратный путь молодые люди проделали в молчании. Соня все не могла успокоиться. Не слишком ли она рисковала? Открыла карты чужому человеку.
Поставила свою жизнь в зависимость от его порядочности. Положим, не жизнь, а всего лишь состояние.
Но… а сама-то она порядочна, если подозревает его в черных намерениях? Вот чего, спрашивается, он молчит? Думает, как от нее избавиться? Ох, опять все сначала, эти ее страхи, разные предположения…
Княжна отмахнулась от своих мыслей, как от назойливой мухи. Если ей суждено погибнуть от руки человека, которого она приготовилась считать своим другом, значит, так тому и быть. Отступать больше некуда. Все ее бросили: и венчанный муж, и бывшая крепостная, которую она считала почти родным человеком. Если ее предаст Патрик, значит, такой поворот судьбы она заслужила.
Но вот они подошли в лестнице, ведущей наверх, и он наконец заговорил:
— Ваше положение можно сравнить с положением Тантала
[2]
. Сидите, можно сказать, на золоте и не можете им воспользоваться, ведь так? Или у вас наконец созрел план, как можно перевести состояние в ливры?
— Никакого плана у меня как не было, так и нет, — уныло призналась Соня. — Для того чтобы золото кому-нибудь продать, надо иметь во Франции близких знакомых. Так что я хожу и целый день ломаю голову над тем, как обратить слитки в обычные золотые монеты. Разве что обратиться к герцогине Иоланде или к самой Марии-Антуанетте…
— Боюсь даже представить, что из такого плана могло бы получиться… Но шутки шутками, на самом деле задачка не из легких, — согласился Патрик, вполне самостоятельно закрывая вход в подземелье. — С этим делом ни в коем случае не стоит торопиться. Надо тщательно просчитать каждый шаг…
Вы хотите, чтобы я вам помог? А то, возможно, я опять поспешил. И сразу прихватил этот слиток, и начал соображать, кого можно привлечь к вашему делу.
