Он брел по тропинке от дома, пока не вышел на луг, которого прежде не видел. Один участок его был распахан и засеян люцерной, а вся остальная земля вокруг пестрела ромашками, васильками и даже колосками ржи, горстку которой здесь кто-то рассыпал. Янек собирал цветы, а сердце его мучительно сжималось от тоски и печали: один, опять один! Вместо того, чтобы дарить цветы невесте, он положит их к ней на могилу…
Когда он вернулся обратно, отец Феодосий стоял на крыльце, будто поджидая кого-то. Ян попросил разрешения поговорить с ним наедине.
— Слушаю тебя, сын мой!
— Это для Олеси, — смущенно пояснил Ян, думая, что священник может неправильно понять, почему в такое время он ходит с букетом…
— Я знаю, — кивнул тот, — не переживай, она увидит и возрадуется любви твоей… Но ты ведь хотел поговорить не об этом?
— Не об этом. Бандиты… ну те, что убили Олесю, они не ушли от возмездия, но хорошо ли, что они лежат сейчас там, в лесу, без погребения?
— Григорий? — только и спросил отец Феодосий.
— Андрей.
— Он понес большую утрату, — покачал головой священник. — Хороший человек, добрый, а позволил, чтобы злоба затмила разум. Мы должны прощать врагам своим, как прощал их Всевышний… Хорошо, сын мой, я обо всем позабочусь.
Подошло время выносить гроб. Присутствовавшие в доме мужчины взялись за три его угла, а к четвертому подбежала было Светлана, но отец Феодосий отстранил её.
— Батюшка, но вы же не должны, — робко начала она.
— Бог простит! — с достоинством сказал священник.
Было часа три пополудни одного из лучших дней лета. Небо ярко синело. В воздухе стоял густой аромат свежескошенных трав, пели птицы, порхали бабочки и мимо всего этого буйства жизни на руках мужчин плыл гроб с юным, так рано увядшим цветком…
Гроб поставили у края могилы. Отец Феодосий стал говорить о том, как сейчас страшно и одиноко там, наверху, Олесиной душе, которую могут поддержать лишь молитвы её близких, когда Светлана вдруг покачнулась и стала медленно падать на гроб. То есть для всех остальных это произошло мгновенно, а для Яна время как бы остановилось, и в его вязкой тягучести он увидел, как девушка клонится вниз. Он подхватил Светлану и отнес поодаль на траву…
У ямы, которая должна была послужить последним прибежищем Олеси, с Андреем вдруг случилось то, что старый знакомый Яна граф Головин назвал бы нервным припадком или истерикой.
Пока Олесю отпевали, пока священник говорил прощальную речь, он покорно следовал за всеми, но когда Григорий взялся за молоток и гвозди и потянулся за крышкой гроба, Андрей закрыл тело Олеси собой.
— Не дам! — закричал он страшным голосом и погрозил небу кулаком. Отомстил, да? Двадцать веков держишь нас сгорбленными под твоим ярмом и решил, что тебе все можно?!.. Она была такая маленькая, хрупкая, а ты лишил её жизни! Ты не Всевышний, распятый, ты ничтожный и мстительный, хуже любого смертного…
Григорий крепко обхватил его, пытаясь успокоить, но тот кричал и бился, точно птица в клетке; изо рта его показалась пена.
— Беса изгонять надо, — печально подытожил отец Феодосий. — Подстерегает он слабых и грешных. Бог учит: не убий, а сатана говорит: отомсти!
Он забормотал над Андреем какую-то молитву и поднес к его лицу серебряный крест. Тот схватился за крест рукой, как утопающий за соломинку, и рухнул на колени. Пришедшая в себя Светлана подползла к нему и тоже стала рядом на колени, не отводя глаз от гроба, который на полотенцах медленно спустился в могилу. Ян и Григорий взялись за лопаты.
"Второй раз, — думал Ян, — второй раз я хороню близкого человека, который и пожить-то как следует не успел! И ничем не могу помочь! Как легко лишить человека жизни!.. Но неужели нельзя вырвать его из рук смерти? Как мало я умею, даже получив от судьбы такой дар!"
Андрея, точно безжизненную куклу, мужчины подвели к могиле и его рукой бросили в неё горсть земли. Сами бросили по горстке, перекрестились и взялись за лопаты. Светлана без кровинки в лице не отводила глаз от закрывающей гроб земли и беззвучно шептала: "Прощай, подруженька, прощай!"
Они подровняли насыпанный на могилу холмик, поставили крест, и отец Феодосий подошел к Светлане.
— Возьми, дочь моя, дядю Андрея и сведи его в дом. Мы тоже скоро будем.
Он сунул лопату в руку недоумевающего Григория — ему так и не успели рассказать подробности, — сам взял другую и скомандовал Яну:
— Веди!
Место, где разыгралась трагедия, все ещё хранило её следы. Поломанные кусты, смятая трава. Голова одного из трупов так и лежала в стороне от тела, а из другого по-прежнему торчала обычная деревенская коса. Над трупами вовсю роились мухи — в целом зрелище было отвратительным. Отец Феодосий торопливо перекрестился, а Григорий с трудом подавил приступ рвоты и недоуменно оглянулся на Яна:
— Это ты?!
Юноша отрицательно покачал головой.
— Бедный Андрей! Он же за свою жизнь и мухи не убил!
В голосе Григория зазвенели слезы. Ян в который раз удивился: сестру в могилу опустил — слезы не проронил, а тут над живым другом убивается!.. Но надо было делать дело.
— Не время, дядя Григорий! — твердо сказал Ян и подтолкнул его к зарослям ежевики.
— Будем копать здесь!
Он решительно отобрал лопату у отца Феодосия, и вместе с Григорием они выкопали неглубокую яму. Убитых попросту столкнули в нее, а голову пододвинули к туловищу. Вопросительно посмотрел на священника. Тот перекрестил трупы и кивнул:
— Зарывай!
И все. Убийц обыскивать не стали. Так они и остались безвестными, и вскоре их могила должна была зарасти травой и скрыться от людских глаз навсегда.
Отец Феодосий на поминки не остался. Ему предстояла дальняя дорога, ночное бдение у постели смертельно больного… Отправили его домой на бричке, которой батюшка сам правил.
Четверо людей сидели за поминальным ужином. Андрей казался погруженным в свои думы и ко всему безучастным; Григорий наконец осознал, что Олеся действительно умерла, и теперь пил рюмку за рюмкой, но никак не мог опьянеть и забыться; Светлана ничего не ела, только время от времени вытирала набегавшие на глаза слезы; Ян, которому весь день кусок не лез в горло, вдруг проголодался и никак не мог наесться, глотал украдкой кусок за куском, чего, впрочем, никто и не замечал…
Григорий, что-то вспомнив, обратился к Яну:
— Янек, пока совсем не стемнело, пойдем, я покажу тебе, где лежат ключи, расскажу, как вести записи, кому и сколько нужно отдать сена. Завтра познакомлю тебя с мужиками, как нового хозяина хутора. Ты не думай, что, раз Олеся умерла, так мы тебя на улицу выбросим. Будешь жить здесь, сколько захочешь! Вникнешь в дела — хозяином тебя сделаем…
— Дядя Григорий, как вы думаете, где лучше всего учат на врача? — не отвечая на его пламенную речь, спросил Ян.
