– Понятия не имею, – пожал плечами Александр. – Я же говорю, что жизнь Гели была как бы для меня закрыта во многом. Я не удивлюсь, если окажется, что она вела даже не двойную, а тройную жизнь. Я практически никого не знал из ее окружения, кроме матери и подруги Лены. Да и ту я видел мельком, несколько раз в училище и один раз у Гели дома. Других своих подруг она скрывала. Не знаю, абсолютно ничего не могу сказать. Может быть, это вообще случайность? В смысле, что произошло это именно с Гелей. Просто попался какой-нибудь… маньяк, которому, в принципе, все равно было кого… Или же она скрывала еще что-то более мерзкое. Но я вам рассказал все, что знал.
– Да, я поняла, спасибо, Саша, – попрощалась я со Злотниковым, после чего тот, с грустью взглянув на часы, с неохотой отправился на продолжение беседы с руководителем практики.
«Итак, разговор со Злотниковым, можно сказать, закончился ничем. Алиби парень не предоставил, но достаточно аргументированно и спокойно объяснил, что он непричастен к этому делу», – думала я по дороге домой.
По крайней мере, так мне показалось. Внешне этот человек производил впечатление нормального парня, который вряд ли бы пошел на преступление. Конечно, это всего лишь ощущения. Но я решила не разрабатывать дальше эту версию. Тем более, что новую пищу для размышлений подкинул очередной телефонный разговор с Мельниковым.
– Отравили мамочку-то, – с места в карьер начал Андрей Александрович. – Вместе с алкоголем в крови обнаружен яд. Незатейливый такой, крысомор. И находился он как раз в той бутылке, из которой она, как я понял, пила на твоих глазах. Она не говорила тебе, кстати, откуда у нее эта бутылка?
– Бутылка стояла у нее в серванте и была принесена не мной. Надеюсь, ты не подозреваешь, что я в свою бутылку подсыпала яд?
– Нет, не подозреваю. Но ты стоишь на грани между свидетелем и подозреваемым. Кстати, ты толком не ответила на мой вопрос.
– Нет, она не говорила мне, откуда у нее эта бутылка. Вы отпечатки сняли?
– Да, конечно. Кроме Тамариных, были там еще пальчики, но в нашей базе данных их нет.
Мельников шумно вздохнул.
– Это все, что ты мне хотел сообщить? – спросила я.
– Нет, не все. Есть еще Суслов… – Мельников еще раз вздохнул. – Этот губошлеп достал даже Арсентьева. Он постоянно лепечет что-то невинное, ссылаясь на плохую память и презумпцию невиновности. Даже хочет жалобу писать. На Арсентьева.
– Пускай пишет, – великодушно разрешила я. – Это же на Арсентьева, не на тебя.
– А я и не волнуюсь. Просто заявляю тебе, что прекращаю его проверку.
– Значит, мне самой придется заняться им, – тоже вздохнула я.
– Этого-то я и хотел от тебя добиться, – повеселел Мельников. – Сдается мне, что-то там нечисто.
– Ну что ж, направление понятно, – констатировала я. – Будем прощаться?
– Подожди. Есть еще кое-что. Как раз по твоей части. Опять же человек весомый, хотя и с туманным прошлым. Последнее обстоятельство, кстати, и заставило меня сообщить тебе о нем.
– Что за человек? – заинтересовалась я.
– Владелец «Ланчии» красного цвета. Директор ночного клуба «Айсберг».
– Это что, Дворец культуры гоблинов Ленинского района? – сморщилась я.
– Совершенно верно. Хозяина зовут Горобец Сергей Станиславович, тридцать девять лет…
– А что за туманное прошлое и при чем тут оно? – перебила его я.
– Вот это-то и интересно. Ходили слухи, да и не только слухи, что это один из главарей так называемой мафии начала девяностых. Он всегда был осторожен, да и папа у него был влиятельный. Поэтому привлечь его не удалось. А сейчас все у него легально, и он среди своих клиентов-гоблинов, как ты правильно заметила, процветает.
– Ну и что? Что здесь по моей части? – не поняла я. – Только красная «Ланчия»?
– Не только. Сообщу тебе интересный факт. Примерно год назад написала на него заявление некая гражданка Романцова Ольга Геннадьевна, шестнадцати лет, по обвинению в изнасиловании. Заявление, правда, потом забрала. Более того, этот Горобец на ней женился, поэтому, собственно, дело и прекратилось. Вот такие сведения, гражданка Иванова, – довольный собой, закончил свой рассказ Мельников.
– Да, последнее обстоятельство действительно интересно для меня, – протянула я. – Спасибо за информацию… Правда, пока не знаю, как я стану разрабатывать такого человека.
– Ну, тут ты на нашу помощь не рассчитывай. Действуй сама. Желаю успеха.
И Мельников положил трубку, чтобы избежать возможных просьб с моей стороны.
После этого разговора я проанализировала то, что услышала от подполковника, и связала с тем, что у меня уже было. И откровенно говоря, мало что связывалось. Куча подозреваемых, масса потенциально причастных к делу по разным параметрам, никакой связи… Умершая Тамара, Суслов, внезапно всплывший Горобец… А что, если это он и был тем самым клиентом Гели! Тогда хоть что-то начинает сходиться… Тогда получается, что он мог отравить Тамару. Но откуда он узнал, что я направлюсь к ней? Что вообще это дело расследуется, теперь уже в частном порядке? Откуда утечка информации? Увы, слишком много вопросов. И просто не знаешь, за что хвататься в первую очередь.
Не забыть еще про «бывшего разведчика» Шумилкина. Ведь это после моего разговора с ним отравили Тамару…
Неожиданно мне вспомнился Пивоваров. Еще одна версия… Смешная, правда. А может быть, и нет. И не звонит ведь, подлец! А сотовый отключен. Может, с роумингом что-то не в порядке. Но Пивоваров ладно, Пивоваров потом… Сейчас Горобец. Или Суслов? Кто-то из них двоих.
Подумав, я решила действовать последовательно и все же разобраться до конца с Сусловым. И придется теперь направиться к нему домой.
ГЛАВА 5
После настойчивого звонка в дверь квартиры Александра Филипповича Суслова я услышала женский голос:
– Кто?
– Я к Александру Филипповичу, по срочному делу, – официальным тоном проговорила я.
– Господи! – сокрушенно сказала женщина, принимаясь ожесточенно крутить замок.
Когда дверь открылась, я увидела миниатюрную блондинку с короткой стрижкой. Она была в свободном свитере с красно-черными полосками и черных домашних брюках. Настроена женщина была совсем нелюбезно и смотрела на меня с каким-то вызовом, уперев маленькие кулачки в бока. На лице ее была решимость защищать свой очаг намертво.
– Сколько можно трепать нервы работающему человеку, врачу! – начала она сыпать обвинениями. – Он вынужден был сам взять больничный! А у него, между прочим, куча больных! И должность, знаете ли, обязывает…
– Кто там, Мариночка? – слабо прокряхтел откуда-то из спальни знакомый мне голос с характерными сюсюкающими интонациями.
– Да лежи, лежи, это не к тебе, – тут же повернулась на зов Мариночка, после чего, понизив голос, обратилась ко мне: – Проходите на кухню. Мне, в конце концов, все это надоело, и я намерена положить конец этому. Проходите.
