— Анекдот вспомнила? — угадывает Алексей, передавая ей пакеты и открывая машину. — Там, вроде, женщина говорила: не считайте половой акт поводом для знакомства!
Она ежится от его прямолинейности. Сама виновата! Привыкла, что в интимных отношениях с нею не очень считаются, и тоже чуткости лишилась! Наверное, не всем нравится, когда после ночи любви их избегают…
— Прости меня! — она легонько касается пальцами его щеки, а он приникает губами к её ладони.
Евгения вздрагивает от охватившего её раскаяния. Погубит вас, Лопухина, ваше мягкое сердце!
— Скажи, Алеша, — осторожно спрашивает она. — Почему ты так… тянешься ко мне?
Он бросает на неё мимолетный взгляд и заводит машину.
— Ты не поверишь, но встречу с тобой я предчувствовал… В тот день у меня с утра внутри все пело: сегодня, сегодня! Но ничего не происходило, и я подумал: это авитаминоз! Нехватка витаминов вызвала нездоровую эйфорию…
— Ты что, врач?
— Терапевт.
— И что случилось потом?
— Потом, когда я уже перестал надеяться, Светлана обмолвилась о тебе. Между прочим. Но я ухватился за эту мысль…
— А я подумала, ты — обычный любитель перемен.
— И испугалась?
— Разочаровалась. Мне не хотелось тратить душевные силы просто на приятное приключение.
— Ты не показалась мне такой уж… практичной.
— Ты прав. Но я вдруг обнаружила, что уже растранжирила уйму своего времени, и все зря! В то время, как другие люди мечтали о любви, искали её, я жила в равнодушном холодном мире и делала вид, что у меня все хорошо.
— Как ты сказала? Люди мечтают о любви? Это общепринятое заблуждение. Большинство людей мечтает о легких, необременительных отношениях. Мужчины мечтают о юных, прекрасных феях с ангельскими характерами, которые счастливы уже от одного их присутствия, не нуждаются в деньгах, и ухитряются в любых ситуациях выглядеть королевами. Женщины ждут прекрасных принце на иномарках, подобно золотой рыбке, готовых выполнить любое их желание. Мужественных и внимательных, обожающих и прощающих.
— Выходит, свою любовь они так и не встречают?
— Встречают. Но многие её не узнают. А некоторые, узнав, не хотят больше о ней думать. Ведь любовь — это страдание, труд души, жестокое испытание. Любовь требует жертвы, самоотречения… Оглянись вокруг: многие на неё способны? Подумай, ты сама готова к этому?
— Готова, — твердо говорит Евгения.
Он останавливает машину у её дома, выключает мотор и поворачивается к ней.
— Вот потому я и влюбился в тебя. С первого взгляда.
Глава четвертая
Не Евгения ли клялась совсем недавно, что больше не позволит событиям управлять собой?! Но они, эти события, захлестнули её, как быстрый горный поток, который не обращает внимания на чье-то там сопротивление, а несет тебя, и неизвестно: ударит с размаху о скалу или аккуратно выплюнет на теплый песочек…
В пятницу после работы Евгения едет к матери. Брошенный на попечение бабушки Никита — не укор ли ей?
Правда, мать этому ничуть не огорчается. Она порой звонит и просит:
— Пусть приедет Никита!
Одиноко ей в пустом доме! Слишком тяжела для неё утрата — ранняя смерть мужа. Отцу Евгении не было шестидесяти, когда его унес рак. Сорок лет супруги Кондратьевы прожили вместе, потому мать третий год не может прийти в себя после его смерти.
Несмотря на перенесенную утрату, мать выглядит великолепно, ей никто не дает больше пятидесяти, и Никиту принимают за её сына, а не внука.
Есть у Веры Александровны и сын — Юрий, но он женат на москвичке и теперь уже навсегда — столичный житель.
Получается, что поблизости у неё один внук — Никита, который помогает ей не чувствовать себя одинокой.
Из института Вера Александровна ушла три года назад, как и положено в пенсионные пятьдесят пять, но на дому продолжает заниматься с учениками и студентами, берет за уроки по-божески, потому у неё всегда есть желающие заниматься. На предложение дочери, платить за питание Никиты, она спрашивает у "ребенка".
— Внучек, мать деньги предлагает. Будем брать?
— Пусть она себе босоножки купит, — решает внучек. — Как бы тебе, бабуля, ещё добавлять не пришлось!
Евгения все равно нет-нет да и подбросит им какой продукт: ящик зеленого горошка, мешок сахара, головку сыра — некоторые задолжники-клиенты предлагают за услуги архитекторов натуроплату.
— Ник, — говорит она, — у меня есть предложение: окна покрасить.
— Ну, это Надя подала ей идею, мама, — пробивающимся баском ноет он. — Бабушка меня на дискотеку отпустила!
— Так дискотека вечером, а красить будем утром!
— А утром он спать будет, после скачек-то! — разъясняет бабушка.
— Хорошо, Кит! — грозит Евгения. — Я покрашу окна везде, кроме твоей комнаты!
Никита веселеет.
— Я и сам покрашу — делов-то! — и тут же спохватывается. — Тебе одной в квартире не страшно? Может, сегодня у нас останешься?
Она бледно улыбается на его "у нас" и обреченно врет.
— Не страшно. У меня сегодня тетя Надя ночует.
Она было все продумала: Никита поедет с нею, а когда придет Алексей, покажет ему сына и потихоньку выпроводит… Не сможет же она оставить его на ночь!
Попытка обмануть саму себя проваливается. Как там говорят про верблюда, который пытается пролезть через игольное ушко? Пищит, а лезет! Вот и она…
Происходит то, чего Евгении никак не хочется. Она привыкает к Алексею. Но это в её жизни уже было: жить с человеком по привычке! Ведь она мечтает встретить свою половинку! И Алексей — не тот, кого она ждет!
Он чувствует, что между ними только постель, но надеется, что это пока. Привыкнув к нему, и оценив по достоинству, она его полюбит. Недаром он вчера предложил:
— Давай поженимся?
Ну нет! Из одного брака в другой? С той лишь разницей, что Алексей моложе Аркадия и знает, как обращаться с женщиной, много лет лишенной нормального секса.
Почему она не чувствует к нему влечения души, Евгения объяснить не может.
— Какой-то он чересчур правильный, — пытается растолковать она Наде. — Неестественно хороший… А я почему-то все время жду, что он совершит какую-нибудь подлость или скажет мне какую-нибудь гадость…
— Он дал тебе повод так думать?
— В том-то и дело, что нет! Но все равно, я его не люблю! И что самое противное, не могу ему это сказать. Он будто обволакивает меня сладким сиропом, в котором я барахтаюсь, как муха в паутине. Посмотрю в его честные, преданные глаза, веришь ли, будто язык к небу примерзает!
