Зачем напрягаться, тратить усилия на достижение цели, если она сама плывет тебе в руки? Евгении становится обидно. Неужели, как человек она мужчине не интересна? Неужели, равнодушие Аркадия, тоже будет лежать на диване или скучать у телевизора? Не интересуясь, что у неё в душе?!
Нашла, о чем думать в злачном заведении. Так сказать, привет из ресторана!
Ей становится не просто скучно. Тоскливо… правда, виду она не показывает, но внутри уже все захолодело. Надя замечает её загнанный взгляд, как она ни занять своим Вовиком, и пеняет подруге:
— Опять шашкой машешь? Сколько раз я тебе говорила: умей расслабиться!
— Слушай, а если я уйду, твой Володя не слишком обидится?
— Конечно, обидится! У нас что, за столиком, избыток женщин?
— Прекрасная сеньора не подарит кабальеро ещё один танец?
Опять подошел к ней тот, что танцевал с Евгенией первым. Она даже не успела прочесть его имя на визитной карточке. Поскольку все мужчины за их столом заняты своими делами, решает Надя:
— Иди!
Как бы она не сопереживала счастливому Вовику — осуществились мечты! — самочувствие подруги всерьез её заботит. Что это с ней, чудит сегодня весь вечер!
— Чего больше всего хочет сейчас Евгения — благородная? Я готов выполнить любое желание, — торжественно обещает её партнер.
Наверное, она и правду чересчур умничающая! Не умеет отдыхать, забыв обо всем! Забыться без оглядки. Кому нужно чужое горе, а, Лопухина?
— Я хочу домой!
— Так в чем же дело? — радуется он. — Наши желания совпадают! Моя "Вольво" к вашим услугам!
"А этот — крутой! — грустно думает Евгения. — Что я могу дать крутому, кроме собственного тела? А я могу, но не хочу!"
— Вы меня не поняли. Я хочу поехать домой одна. Без хвоста!
— Сеньора не в службе безопасности работает? Такой лексикон!
Сегодня все будто сговорились вышучивать ее! Именно тогда, когда она к этому меньше всего расположена. Хотя и сама она с другими не больно считалась! Так что, получи фашист гранату от советского бойца!
— Зачеркиваем мою дурацкую шутку! Она, я понял некстати. Я вполне серьезно предлагаю отвезти вас домой, ни на что не претендуя. Может, когда-нибудь вы оцените мое благородство? А не оцените… Бог воздаст, ибо рука дающего, не оскудеет! Так что, поехали!
— Спасибо я только друзей предупрежу.
Она подходит к танцующим Наде и Володе, обнимает их.
— Не обижайтесь, но я уезжаю. Что-то расклеилась. Виталик отвезет меня, — говорит она в ответ на готовность Володи проводить её. — Скажите остальным, что у меня голова разболелась. И надеюсь увидеть вас у себя в гостях! Обоих.
Это она ненавязчиво уточняет, чтобы не подумали, будто она приглашает их всех. Она по-прежнему не знает, как звать её нового знакомого, и искренне удивляется, когда усадив её в машину и тронувшись с места он шутит:
— Визитку мою, небось, так и не прочитали? До сих пор не знаете, кто я? Давайте хоть имя скажу — меня звать Виталий.
Она думает, не проснулся ли в ней и вправду экстрасенс? А когда называет свой микрорайон, слышит:
— Вот видите, как все удачно складывается! Я — то живу в нем же… Наверное, вас дома кто-то ждет, раз вы, точно Золушка, средь шумного бала покинули свою блестящую компанию?
Она лишь согласно кивает головой. Не объяснять же ему, что дома её никто ждать не может.
Зато не успевает она переступить через порог, как раздается настойчивый телефонный звонок.
— Лопухина, где ты шляешься? — строго спрашивает её Толян. — Обрадовалась, что некому тебя контролировать?
— Аристов, двенадцатый час ночи! — устало говорит Евгения; она уже и забыла, что просила Нину передать ему, чтобы звонил в любое время…
— Простите, леди, — возмущается он, — но раньше вас не было дома! А для меня на кухне лежит рукой жены написанная записка: "Звонила Женя. Просила обязательно позвонить!"
— Извини.
— Ладно уж, говори, чего надо?
— Во-первых, сказать большое спасибо за маляров. Во-вторых, узнать, сколько я тебе должна?
— Помнишь сказку Андерсена "Свинопас"? Оплата аналогичная!
— Как за трещотку? Или за горшочек?
— А что это значит?
— Здрасьте вам! А ещё Андерсена цитирует! За трещотку свинопас потребовал десять поцелуев, а за горшочек — сто.
— Я не возражал бы против ста, но не буду наглеть. Начну с малого. С десяти.
— Толян, прошу тебя, будь серьезнее. Думаешь, я не знаю, сколько стоит такая работа, да ещё со своим материалом! Не одну сотню деревянных.
— Тебя не устраивает малая плата? Лопухина, ты меня замучаешь поцелуями… Ты дома одна?
— Нет, нас трое!
— Извращенка! В общем, завтра, в пять утра, уезжаю в Швецию. Через неделю вернусь — поговорим.
— Толян, я тебя умоляю: назови сумму в рублях!
— Имей совесть, Женька, человеку вставать чуть свет, нужно поспать перед дорогой, а ты пристаешь! Спокойной ночь!
Но трубку не вешает первым. Джентльмен! Ждет, когда её сначала повесит леди…
Глава шестая
Евгения принимает душ и укладывается а постель. Мощный фонарь на стройке вблизи дома бросает пригоршни света в окна её квартиры, и, проникая через плотные шторы, отбрасывает на стены причудливые тень. Спать не хочется. Видно, не только ей, потому что в одном из подъездов несмотря на позднее время продолжает гулеванить компания и певица — уменьшать громкость музыки они не пробуют — на весь дом сообщает: "Ты мне прямо скажи че те надо, че те надо, может, дам, че ты хошь, че ты хошь!"
Кажется, в последнее время дебилизм охватил всю страну подобно эпидемии. В песнях — дурь, в книгах — мат, в фильмах — беспросветная чернуха. Если кому-то сейчас, как и ей, не по себе, то где найти успокоение?
Столько лет Евгения не оставалась наедине с самой собой, что даже теряется от собственной свободы — оказывается, думать, думать можно не походя, между делом, а не спеша, с расстановкой. Власть. И никто не помешает: ни храпом, ни замечанием невпопад.
Кто ты, Женя Лопухина? Кем стала? Чего добилась? Хотела же быть художником, но нет, в последний момент передумала, пошла на архитектурный подкупило название — архитектор!
Вышла замуж за кого-то придуманного — того, кто бродит по свету…
Они поженились, и Аркадий больше не выезжал с партиями. Он как будто ждал Евгению, чтобы навсегда покончить с кочевой жизнью: сразу после свадьбы перешел работать в управление. Так что, она была женой геолога, но спецификацию его работы познать не успела.
И после свадьбы не рисовала. Евгения думает так, и вдруг ощущает в пальцах забытый зуд; представляет себе лист бумаги, на который ложится мягкий акварельный рисунок: плоская крыша многоэтажного дома, на которой стоит девчонка-подросток. Еще угловатая, нескладная. Она протягивает руку мальчишке, который чуть поодаль держит наготове белого голубя с мохнатыми лапками и хохолком на голове. Девчонка хочет метнуть его в небо…
