Женщин, кроме нее, трое, а мужчин человек десять, ей неудобно посчитать точнее. Всему свое время. Она ещё удивлялась, что президент перво-наперво не познакомил её со всеми. Оказывается, вначале она привыкала к кабинету, а теперь знакомилась с коллегами в непринужденной обстановке.
Пышет сорокаградусным жаром. Здесь легко оценить комфортность её кабинета — легкая прохлада, свежий воздух… Благо, идти им недалеко.
В кафе они входят не через главный вход, а со двора. Он тоже неплохо оформлен, безо всяких там мусорных баков поблизости и глухих каменных заборов. Просто другой вход в банкетный зал с уже накрытыми длинным столом.
Сотрудники "Евростройсервиса" рассаживаются по местам, и так получается, что её место оказывается рядом с каким-то красивым белокурым мужчиной, который предупредительно отодвигает её стул и бормочет по-английски, что он очень рад.
— Петр Васильевич, прошу, — кивает президент сидящему справа от него мужчине, — Только коротко, чтобы мы успели пообедать.
Слева от Валентина Дмитриевича оказывается Варвара, и Евгения видит, как он ухаживает за нею, время от времени спрашивая, что положить ей на тарелку. Начальник охраны перехватывает её взгляд и усмехается: ну что, убедилась? Небось, мне не поверила!
Евгения отмечает про себя, что все сотрудники фирмы молоды, не старше сорока. Зря такую зверскую мину делает главный охранник! Она вовсе не собирается осуждать кого-то. Она даже думает, что будь мужчиной, тоже увлеклась бы Варварой. Несмотря на высокомерное выражение лица, девица явно не глупа, а её большие голубые глаза в сочетании с вьющимися белокурыми волосами, мало кого могут оставить равнодушным.
Между тем Петр Васильевич начинает свою проникновенную речь.
— Господа, подобные обеды, напомню, за счет фирмы, стали уже традицией. Иными словами, всякий раз, когда у нас появляется новый сотрудник, мы собираемся вместе, чтобы в непринужденной обстановке познакомиться с ним. Или с нею, как в данном случае!
Он простирает руку в сторону Евгении и она от неожиданности привстает.
— Референт президента — Евгения Андреевна Лопухина. Советник по вопросам архитектуры. Отличный специалист. Так совпало, что сегодня мы знакомимся ещё с одним человеком. Правда, не нашим сотрудником, а представителем американской строительной фирмы Дэвидом Гроупером!
Белокурый мужчина рядом с Евгенией, услышав свое имя, встает и кланяется. А сев, спрашивает у Евгении, почему он ее раньше не видел.
— Сегодня — мой первый день работы в фирме.
— У вас хорошее произношение, — улыбается ей американец.
— Благодарю, — отвечает она и думает, что мама её сейчас гордилась бы.
— Если позволите, пока Петя вещает, я поухаживаю за Евгенией Андреевной, — тоже по — английски обращается к ним другой её сосед. — Он завелся надолго, а голод — не тетка!
Американец вдруг начинает смеяться, Петр Васильевич, который не сказал ещё ничего смешного, останавливается на середине фразы.
— Он сказал, голод — не тетка, — рассказывает для всех американец, продолжая хохотать. — Голод — дядька? Какой у вас, русских, оригинальный юмор! Мне говорили, но я не представлял, что настолько! Ха-ха!
Судя по всему, английский за столом знают почти все. Лишь кое-кто склоняется к соседу и шепотом переводит слова Дэвида Гроупера.
— Какие эти американцы беспардонные, — слышит Евгения негромкое замечание одной из женщин.
— Хозяева жизни, мать твою! — соглашается уже погромче сидящий рядом начальник охраны.
— Это — наш главный бухгалтер, — говорит шепотом на ухо русский сосед Евгении. — Ирина Максимовна. Но все зовут её просто Ирочкой. Вы подружитесь с нею, не пожалеете. Большая умница! Президент ею очень дорожит.
— А кто такой Петр Васильевич?
— Рыба — прилипала, — неприязненно говорит сквозь зубы сосед. — Моя бы власть… Совершенно ненужный для фирмы человек! Мне не понятна слабость к нему Валентина Дмитриевича. Когда-то они работали вместе в тресте… Старая дружба, что ли? Но шефа не назовешь сентиментальным!
Почувствовав вежливое, холодное внимание, американец наконец соображает, что его смех не ко времени, и сконфуженно замолкает. Петр Васильевич собирается с духом, чтобы продолжить пламенную речь, но президент трогает его за руку:
— Угомонись, Петруша, раз уж так получилось, закругляй свой спич, обедать будем!
Тот глянул, не то, чтобы зло, но неодобрительно. И Евгения тоже это отмечает. Раньше она не придала бы этому значения: подумаешь, кто-то на кого-то посмотрел с неодобрением. Теперь видит, и удивляется своей прозорливости. Она будто стремительно взрослеет, поняв, что теперь она женщина, которая не может больше плыть по течению, а должна не только заботиться о себе, но и осматриваться вокруг… Понадобится ли ей это когда-нибудь она не знает, но в свою копилку наблюдений аккуратно складывает.
— Персонально прошу у Евгении Андреевны, — обращается к ней президент, — за то, пьем за неё и чокаемся водой, но это тоже общее решение — в рабочее время обходиться без спиртного!
Теперь и Евгения замечает, что на столах нет ничего, кроме ситро, колы, лимонада и… пива!
— Пиво есть, — соглашается Валентин Дмитриевич, проследив за её взглядом, — но оно — тоже безалкогольное.
— Я очень рада! — искренне говорит она — сегодня не придется насиловать себя и принимать внутрь столь нелюбимый ею алкоголь, но другие? Неужели президенту удалось сплотить вокруг себя принципиально новый коллектив?
Она замечает и удивление американца. Должно быть, он кое-что по-русски понимает, и это никак не вяжется с его представлением о русских. Чтобы здесь, в России, его встречали прохладительными напитками!
Когда все выходят из-за стола, перед Евгением будто ненароком оказывается Эдуард Тихонович. И он явно навеселе. Ну вот, теперь все становится на свои места, а она чуть не испугалась, что попала куда-то в другое измерение.
— Для вас, конечно, закон — не закон? — замечает она.
— А у нас с собой было, — говорит он словами Жванецкого и опять так оглушительно хохочет, что идущий следом за нею американец испуганно вздрагивает, теряет ориентацию и с размаху налетает на него.
— Айм сорес! — бормочет он ошарашено.
— Эдик, — обращается к нему президент, — если ты не научишься убавлять свою громкость в приличном обществе, придется тебя во время застолий оставлять в офисе, для охраны.
Тот немедленно умолкает. К счастью, он стоит от шефа довольно далеко и ничем не выдает себя.
Валентин Дмитриевич окружает американца усиленной заботой, а к Евгении подходит главный бухгалтер.
— Ирина, — она протягивает руку.
— Евгения.
— Если не возражаете, часов после трех я забегу к вам, — говорит она в какой-то особой певучей манере. — Пошепчемся, познакомимся поближе. Нас ведь в фирме совсем мало, мы должны держаться друг друга.
