— По-моему, у неё Михаил тоже был неплох.
— Поначалу. А потом она его задолбала. Ты — тупой! От тебя вечно бензином воняет! Всё не могла смириться, что она — архитектор, а он простой шофёр!
— Говорят, он совсем спился?
— Любой бы на его месте спился. Он же эту змею любил…
— Можно подумать, замуж за него её выдали насильно.
— Нет, конечно, но она вроде снизошла. И того ему же самому не простила… Завидует мне, будто Санечка мне таким в чистом виде достался. Поначалу и спиртным увлекался, и к дому не шибко тяготел. Порой заполночь на рогах приходил… Ты видела его когда-нибудь грязным или мятым?
— Не-ет!
— А Мишка Смирнов вечно в грязных рубахах ходил. Людка трепалась, что он — просто грязнуля. Как хочешь, а тем или иным мужчину жена делает. Хотела бы я посмотреть, как она со своей ленью Санечку обихаживать стала! Небось, через неделю всю романтику побоку бы спустила! Семейное счастье это совместный труд: и мужа, и жены…
— А что говорит Саня?
— А ничего. Отбивается. Она, говорит, сама на меня вешается, а меня моя жена вполне устраивает!
— Тогда я не понимаю, чего ты дурью маешься? Разве ты не знала, что Людка — стерва?
— Знала.
— И продолжала её у себя принимать. За что боролась, на то и напоролась! Сама подготовила эту ситуацию, так что нечего и ныть!
Внезапно лицо Любы, до того будто закаменевшее, оживляется, от уголков её небольших миндалевидного разреза глаз во все стороны разбегаются лучики и лицо освещается улыбкой.
— Женька? Ты на меня прикрикнула?
— Само собой! — не отрицает Евгения.
— Ей-Богу, мир перевернулся. Наша тихая овечка стала показывать зубы. Может, мы просто неправильно определяли её породу?.. Ты ведь права: почему мы всегда стесняемся сказать подлецу, что он подлец? Принимаем у себя людей, не только нам неинтересных, но и откровенно неприятных. Кормим их, поим, а в конце концов они ещё и ухитряются уводить у нас мужей… У тебя как с продуктами? Совсем плохо?
— Почему? У меня всё есть.
— Непохоже, — притворно вздыхает Люба. — Всё есть, а подруге и стакана чаю не налила!
— Ой, прости! — спохватывается Евгения. — Я уже привыкла, что ты всегда торопишься, забегаешь на минутку, что тебя всегда Саня ждёт в машине…
— На этот раз у меня в запасе минимум два часа. А мой чоловик поехал по своим делам. И вернётся, скорее всего, голодным.
— Тогда я помчалась на кухню!
— Опять! Из одной крайности в другую! — покачивает головой Люба. — Эти два часа мы распределим так: первый час сидим и пьём мой малиновый ликёр кстати, я сделала его впервые, но напиток явно удался! На второй час мы приготовим в четыре руки что-нибудь горячительное и поедим как следует уже втроём.
— Вот видишь, мне никогда не удаётся всё так ладно распланировать!
— Легко планировать чужие обстоятельства. Ты видела, случилось нечто неординарное, я и растерялась… Так, говоришь, твоя Надежда учудила?
— И не говори! Уж такого-то я от неё точно не ожидала. Поскольку дата у неё была некруглая — Надьке исполнялось тридцать два — мы решили отметить её день рождения в комнате отдыха шефа. Он сам и предложил. Там как раз длинный стол, с десяток стульев… Набралось восемь человек, включая и мужа Нади. Он сейчас у нас не работает, но на торжестве пожелал присутствовать…
— И тут же, как я понимаю, его бывшая любовница оказалась!
— Так она же у нас главным бухгалтером работает. Надежде, видимо, неудобно было не пригласить.
— А, может, специально пригласила. Мол, полюбуйся, чего достигла я, стала законной женой, а ты годна разве только на то, чтобы перейти в чьи-то другие руки!
— Откуда ты знаешь? Можно подумать, ясновидящая.
— Большого ума тут и не нужно: встретились две соперницы. К тому же, предмет их вожделений вот он, рядом… Ладно, я тебя перебила. Так кто же был ещё на этом вашем празднике?
— Шеф фирмы со своей секретаршей, Надя с Эдуардом, главбухша, экономист, Иван Иваныч и я. Должен был прийти зам, но его не оказалось на работе. Куда он подевался, никто не знал. Кстати, нет и до сих пор, со вторника его никто не видел.
— Четвёртый день, как человек пропал, и никто не поднял тревогу? — изумляется Люба.
— Жена подняла, но в милиции сказали, что он, возможно, загулял. Приняли заявление и пообещали, что будут искать.
— А раньше с ним такие исчезновения случались?
— Нет. Он вообще-то примерный семьянин. Любовница есть, но он старается своей связи не афишировать. По крайней мере, жена об этом ничего не знает… Тебя не поймёшь! То ты о Надежде спрашиваешь, то о постороннем человеке волнуешься! Не тот это человек, уверяю тебя и к тому же очень неприятный!
— Я и не волнуюсь, — пожимает плечами Люба. — Просто странно, человек пропал, а вы все спокойны, как слоны!
— Я тебе всегда говорила: переходи в юридический. Ты же прирождённый следователь!
— Знаю, — без тени кокетства соглашается Люба. — Мне нравится до всего докапываться, и логика у меня не хромает. Увы, тридцать восемь лет. В таком возрасте, милочка, поздно менять свою жизнь… Знаю-знаю! — Она делает рукой предостерегающий жест. — Сейчас ты скажешь, что если даже осталось жить один день, всё равно не поздно начать жизнь с начала.
— Ничего от тебя не скроешь!
— Вот и не скрывай. Так с чего же началась ссора у твоей Надьки с главбухшей?
— С того, что мы решили потанцевать. У шефа неплохой японский магнитофон, кассеты с джазом-ретро, такие стерео-расслабляющие. А поскольку мужчин оказалось меньше, то из женщин танцевали в основном те, что пошустрее. Потом, правда, прораб подвалил, сразу с кадрами полегче стало. Но всё равно Ирочка увлеклась, вспомнила, должно быть, прежнее времечко. Словом, она на Эдике зависла.
— Я Надежду понимаю, такое никому бы из жён не понравилось.
— Вот Надя и стала права качать, ногой топать. К тому же, в ходе ближнего боя выяснилось: жена сильней! Очевидно, её укрепляло сознание собственной правоты: моё — не трожь!
— А как повёл себя ейный муж?
— Растерялся. Похоже, несмотря на его многочисленные увлечения, ему удавалось прежде не сталкивать друг с другом своих любимых. Первая жена его не в пример тише была. А ещё, ты не поверишь, но я внимательно за ним наблюдала: Надькиной ярости он испугался. Такой амбал, на голову её выше, а поди ж ты!.. Шеф первый от столбняка опомнился, стал Надежду от Ирки оттаскивать. И Лада, видимо, уже приготовилась побеждённую уводить, сердечными каплями отпаивать. Ничего подобного. Главбухша уйти не согласилась, так за столом и осталась. Эдик что-то любимой жёнушке на ухо шептал, успокаивал, но мы уже не слышали.
— Да, весело у вас!