— Почему?
— Потому что он породистый пес, с достоинством, может обидеться.
— Он живет в доме?
— В своем.
— В конуре?
— Если бы вы могли ее посмотреть, сказали бы, что для конуры она слишком шикарна. Я сам ее построил. Знаете, даже чертежи чертил. На компьютере. У меня есть специальная компьютерная программа. Когда-то у меня была мысль выстроить на этом участке хороший дом. А потом я узнал, что этот район скоро снесут. Вроде даже в следующем году.
— А как чувствует себя ваш пес зимой? У него в доме, случайно, не центральное отопление?
Андрей засмеялся.
— Вы имеете в виду, не мерзнет ли он? Если холодно, я оставляю открытой дверь в сени. У него есть свое местечко...
Даше было легко с ним разговаривать. Как будто она встретилась с другом детства. Наверное, она могла бы рассказать ему о Викторе, но тогда все бы рухнуло. Эта легкость в отношениях. Он стал бы ее жалеть...
Хотя, казалось бы, что плохого в том, что тебя пожалеют? Она же слабый пол, так что слабость ей простительна, но Даша считала, что слабость — это как вода: найдет маленькую щелочку и начнет ее размывать постепенно. И щелочка будет становиться все шире и шире, а потом уже воду будет не удержать, и она, то есть слабость, сметет все на своем пути. Начнутся сопли-вопли, истерика... Подумав об этом, она стиснула зубы — и тут же заболел не только нос, все лицо. Так, что слезы на глазах выступили. Кажется, стала отходить анестезия.
Андрей это сразу заметил, засуетился:
— Как же это я так, заговорился! Брат же предупреждал, что надо дать вам болеутоляющее.
Он отправился в кухню и что-то там искал, выдвигая ящики. Потом принес ей на маленьком подносике стакан воды и таблетку.
— Вот, выпейте, пожалуйста. Это хорошее лекарство. Обезболивание на двенадцать часов обеспечивает.
Даша выпила, стараясь не застонать от боли, и опять легла, поддерживаемая им.
— Из вас получилась бы прекрасная сиделка, — сказала она.
Он усмехнулся, хотел что-то сказать, но, видимо, передумал. Объяснил ей:
— Ну у меня и язык! Нет, скорее, мозг. На любой посыл он тут же выдает если не поговорку — не слишком привычную, — то какой-нибудь анекдот... Послушайте, Даша, а не позволите ли мне провести над вами небольшой эксперимент?
— Эксперимент над больной женщиной? — покачала головой она.
— Но это же совсем не больно. И не опасно.
— Ну, если не больно.
Таблетка подействовала, и сейчас Даша чувствовала себя прекрасно. Почти. Если бы еще не повязка на носу...
Он опять вышел на кухню и принес оттуда... суровую нитку, на которой висело массивное обручальное кольцо.
— Это бабушкино, — пояснил Андрей, — но пользовался им обычно дедушка.
— В каком смысле — пользовался? — удивленно спросила Даша.
— Вот так же, как хочу воспользоваться я. Не волнуйтесь, лежите спокойно.
Он осторожно приблизил к ее голове нитку с кольцом, до того висевшим без движения, и кольцо на ее глазах вдруг стало стремительно раскручиваться.
— Ну вот, а вы говорите, работа! — с удовлетворением сказал Андрей. — И вовсе не от работы вы такая худая, а оттого, что на вас порчу навели.
Даша, не выдержав, расхохоталась. Впрочем, она тут же замолчала, потому что смеяться было больно, но уж очень комичным выглядел Андрей Крамаренко с этим своим кольцом на суровой нитке и безапелляционным тоном.
— Вы сейчас выглядите заправским колдуном. Такой серьезный, авторитетный, — проговорила она.
— Вы мне не верите, — покачал он головой и продолжил: — Не верите, ничего, значит, и не станете думать, будто я собираюсь причинить вам вред. Минуточку.
Он вышел и некоторое время спустя явился со стаканом в руке, в котором плавало что-то желтое.
— Что это, яйцо, что ли? — прыснула Даша.
— Вы угадали. Яйцо. — Он стал таким серьезным, что и у Даши пропала охота шутить. — Помолчите.
Она замолчала и даже закрыла глаза. Он водил этим стаканом над ее головой и что-то приговаривал — надо же, человек с высшим образованием, а верит в какую-то мистику.
Андрей опять вышел со своим стаканом из комнаты, а когда вернулся, сказал вдруг серьезно, вроде совсем не к месту:
— Обещайте, если и в самом деле почувствуете слишком явный упадок сил, прийти ко мне или хотя бы позвонить. — Он сунул ей в руки свою визитку. — Или, хотите, я положу ее вам в сумку? Странно, что этот бандит ее у вас не отобрал.
— Не успел, — сказала Даша, — она висела у меня на плече, под мышкой. Он, наверное, хотел отобрать все потихоньку: мобильник, сумку, куртку, часы и так далее. Спасибо вашему Шерхану...
— Моей забывчивости, — подхватил Андрей, — я все же обычно запираю калитку на ключ, и вашей находчивости. Ведь это вы успели нажать на ручку.
Они еще немного поговорили, но потом Андрей спохватился:
— Я вас совсем заговорил! Скоро полночь. Давайте спать. Я оставлю дверь в свою комнату открытой, и если вам что-нибудь понадобится...
Он еще раз сопроводил ее в туалет, где она пальцем нанесла на зубы пасту и сполоснула водой. Привычка, ничего не поделаешь. Возможно, у него была новая зубная щетка, но он не догадался предложить ее Даше.
А ночью она проснулась от собственного крика. И оттого, что Андрей поддерживает ее голову, осторожно протирая лицо влажным полотенцем.
— Дашенька, вам приснился кошмар.
— Я не привыкла спать на спине, — призналась Даша, все еще хватая воздух ртом и с трудом успокаивая бьющееся сердце.
Скорее всего виной был ее распухший нос, который мешал дышать так, как она привыкла.
Больше до утра Даша толком не заснула, подремывала и ждала, пока за окнами не посветлеет.
Андрей тактично оставил подле нее свой мобильный телефон, и в шесть утра она, зная, что родители встают рано, позвонила им. Сказала адрес.
Мама обещала, что они с папой приедут часов в семь.
— В восемь, — сказала Даша, считая, что так рано поднимать хозяина дома не стоит.
Теперь стрелка на ее часиках медленно ползла, отсчитывая минуты.
А потом за калиткой послышался стук.
Андрей в своей комнате явственно чертыхнулся. Но вышел, уже одетый в джинсы и свитер.
— Доброе утро, — улыбнулся он Даше, — кажется, за вами приехали, а я, соня, проспал все на свете.
— А куда вы деваете вашего Шерхана, если не привязываете?
— В сарае закрываю, — сказал он и приостановился у двери. — Кстати, возле калитки есть звонок. Ваши родители, наверное, от волнения его не заметили.
