Однако после этой неприятной процедуры мне сразу стало легче и я заснула так крепко, что проспала самое главное. То, о чем мне потом рассказала Хелен.
Утром нам не принесли завтрак, но зато, проведя некоторое время в ожидании, пленники услышали, как на двери нашего узилища загремел замок и чья-то незнакомая голова заглянула в погреб:
– Эй, люди, есть тут кто-нибудь?
– Есть, – отозвался Зимин, – и даже больше, чем просто кто-нибудь. Нас пятеро. А вы кто будете?
– Я – кузен княжны Болловской, граф Кирилл Никитович Ромодановский.
Он спустился на пару ступеней вниз и понизил голос до шепота:
– А почему вы сидите здесь, под замком?
Тут как раз я и проснулась. Сквозь сон почувствовала, как изменилась уже привычная обстановка. И еще слово «кузен» применительно к моей фамилии. Откуда у меня мог, скажите на милость, появиться какой-то кузен?
– Чей вы кузен? – громко поинтересовалась я, проводя рукой по волосам – выглядела я не иначе как огородное пугало: без зеркала, без приличной расчески – кстати, именно расческу среди кучи вещей мы почему-то не стали искать. Может, нашлась бы какая-нибудь золотая, с бриллиантами на ручке?
Наша компания, а-ля Ноев ковчег, приняла как само собой разумеющееся и эти золотые кубки, и сабли с украшенными драгоценностями рукоятями, и подсвечники, напоминающие собой музейные раритеты. Даже странно, что ни у кого из нас при виде таких богатств не загорелись глаза. Или загорелись, но это сумели скрыть?
Кстати, некто, назвавшийся моим кузеном, разглядел стоящие на столе золотые кубки первым делом. Он ахнул, всплеснул руками и так поспешно сбежал вниз, что оставалось только удивляться.
– Боже мой! – вскричал он, хватая золотые емкости, из которых мы накануне пили вино. – Это же императорские кубки!
– Что значит – императорские? – поинтересовался Зимин, скосив глаз на открытую дверь, но при этом не трогаясь с места.
– Двадцать лет тому назад они были похищены из дворца императрицы Екатерины.
– Вы нас упрекаете в воровстве? – холодно осведомился поручик, по-рыцарски присоединяясь к подозреваемым словом «нас».
Псевдокузен нежно погладил кубки и шумно выдохнул:
– Удостоился лицезреть!
– Не уходите от ответа! – Я стукнула по столу, чувствительно зашибив при этом ладонь и зашипев от боли. – У меня нет и не может быть никаких кузенов!
– Но как же, – оскорбился он, – вы, должно быть, не знаете, что ваша тетка по матери, Гликерия, вышла замуж за графа Евстигнеева и родила ему дочь, которая, в свою очередь, выйдя замуж за князя Ромодановского, родила сына...
– Сын княгини Аглаи Ромодановской умер во младенчестве, – холодно проговорила я, – и, насколько мне известно, больше у нее не было детей.
– Правильно, – кивнул Кирилл, если его и в самом деле так звали, – но у нее был пасынок, Александр Ромодановский, который, женившись на графине Извековой, родил сына Кирилла, то есть вашего покорного слугу.
– Понятно, седьмая вода на киселе, а не кузен, – пренебрежительно махнул рукой Зимин.
Ромодановский в момент оставил в покое кубки, встал по стойке «смирно» и даже каблуками прищелкнул.
– Позвольте узнать ваше имя, поручик! – сказал он с такой силой чувства, что даже сорвался на фальцет.
– Хотите на дуэль меня вызвать? – фыркнул Зимин. – Не трудитесь, голубчик, недосуг мне. Лучше скажите, каким образом вы сюда попали?
– То есть что значит – каким? – сразу успокоился мой якобы кузен. – Приехал в карете. Может, вы думаете, что ежели мы с Анной Михайловной и не прямые родственники, то я непременно из бедняков? Прибыл в приживальщики определяться? Могу показать, у меня есть наличные деньги...
Он вынул откуда-то из внутреннего кармана и в самом деле солидную пачку денег, чтобы, помахав ею в воздухе, спрятать обратно.
– Экий вы, голубчик, огонь! – не то восхитился, не то осудил Зимин.
В любом случае вышло это у него покровительственно. Разве что по плечу графа не потрепал.
Я понимала, что Зимин, будучи на деле ненамного старше Кирилла, нарочно взял в общении с ним такой снисходительный тон, чтобы надежнее вывести кузена из себя. Я нарочно про себя так и подумала – кузена, пусть его! Хочется человеку считать себя моим родственником – не буду ему в том препятствовать.
Потому – имея достойный пример перед глазами! – я изобразила из себя почтенную матрону и строго сказала:
– Прекратите, Владимир Андреевич, нашли, ей-богу, время! Из-за вас мы сидим в этом погребе, хотя давно могли бы выйти на волю и все вопросы выяснить там, наверху, а вовсе не в своей темнице.
И тут же я подала всем пример, решительно направившись к лестнице, быстро поднялась по ступенькам и, придержав юбки, шагнула наконец в коридор, ведущий к свободе.
Вроде и сидели мы внизу недолго, всего-то сутки, а показалось – целую вечность.
Мои товарищи по неволе устремились следом за мной, но никому не удалось меня обогнать, потому что я неслась к выходу на всех парусах и успокоилась, только очутившись на крыльце и с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух.
Воля. Как, оказывается, остро начинаешь ее ощущать, испытав подобное нашему пленение. Когда не можешь делать то, что хочешь, и вообще жить как хочешь. Интересно, что впервые в жизни у меня мелькнула мысль: «А не мечтают ли точно так же о воле наши крепостные? Или они, родившись в неволе, просто не знают, с чем свою привычную жизнь сравнивать?»
А потом я опять вспомнила о Сашке. Куда подевался этот шустрый малый? То же самое я подумала о шайке Осипа. Куда делись разбойники?
Все же странно, что мой так называемый кузен, прежде каких-то иных действий, едва приехав, открыл дверь именно в винный погреб. А что, если... Но думать, будто он каким-то образом мог быть связан с Осипом, мне не хотелось.
– Откуда вы узнали, что мы заперты в погребе?
Я обернулась и отыскала глазами Кирилла, чтобы задать ему этот вопрос.
Но ни мой пристальный, изучающий взгляд, ни вопрос Ромодановского не смутили. Он объяснил мне просто, как несмышленышу:
– Согласитесь, Анна, то, что я здесь застал, могло бы удивить любого. Я приехал в поместье и не увидел вообще никого в господском доме, притом что двери повсюду были распахнуты настежь. Я просто шел по коридору и заглядывал в каждую комнату, что встречалась на моем пути. Не найдя ни души, я остановился и стал слушать, не раздастся ли где какой-нибудь звук. И тут мне показалось, что я слышу разговор. Причем, как выяснилось, за дверью, закрытой с наружной стороны на засов. Несмотря на то что любому это показалось бы подозрительным, я все же взял на себя смелость запертую дверь открыть...
Разговоры, разговоры... Не слишком ли долго я прихожу в себя?
