– А чего это ты разговариваешь, не глядя на меня?
Наверное, если бы она могла знать, что я совсем недавно думала о своей новоприобретенной сестре, могла бы сказать: «На вас, ваше сиятельство, не угодишь!»
– Думаю, вам это может быть неприятно.
Смелая девочка. Я даже порадовалась за нее. Знать, что ты благородного происхождения, а вынуждена при этом быть крепостной в доме, где за тебя некому заступиться, и при этом не озлобиться, не позволить никому задавить в себе воинственный дух...
– Почему?
– Надо непременно произнести это вслух или вы сами догадаетесь, ваше сиятельство?
Она дерзко посмотрела мне в глаза, и я, к своему стыду, поспешно ретировалась, потому что не чувствовала в себе и десятой части той силы, которая недоброжелательно смотрела на меня из глаз моей сестры.
Теперь я шагала по танцевальной зале, куда зашла, чтобы убедиться: расставленную здесь прежде мебель всю вернули в комнаты. Теперь в зале надо натереть паркет... Впрочем, этим займутся позже, когда все здесь наконец успокоится...
Интересно, а почему это мы все решили, будто душил Хелен и Марию непременно мужчина? Даже хрупкая девушка может обладать достаточной силой, чтобы, подкравшись сзади...
Впрочем, такое предположение показалось мне явно притянутым за уши. Это я нарочно мысленно пыталась представить на месте злоумышленника Эмилию, которая оказалась на высоте, а я чувствовала себя не соответствовавшей своему положению. В девушке ощущалось врожденное благородство...
Однако я отвлеклась. Надо будет спросить у Мамонова, удается ли следователям быть беспристрастными к обвиняемым, если они испытывают к ним симпатию или антипатию? Я, например, не видела подле себя людей, которых можно было подозревать в таком страшном преступлении, как убийство.
А потом я опять вспомнила про Осипа и его людей. Разве не мог кто-то из них пробраться в имение – так ли уж это сложно: попасть туда, где ты прожил всю жизнь и знаешь каждую тропиночку, – и случайно натолкнуться на прогуливавшуюся Хелен? Почему Мамонов так уверен, что люди Осипа здесь ни при чем?
Он думает, что им просто незачем убивать Хелен? Просто потому что она попалась под руку первой. А Марию – потому что убийц видела.
Зачем? Осип и его люди решили перебить всех, находящихся в имении, чтобы опять жить как жили, не опасаясь преследований.
Поначалу я чуть было не поспешила к Мамонову, чтобы рассказать ему о своих рассуждениях, но чем больше я о них думала, тем более невероятными они мне представлялись.
В общем, в конце концов я зашла в тупик и махнула рукой на свои домыслы – наверное, у меня были нелады с логикой, но я ей и не училась.
Дел у меня было немало, потому что до полного наведения в доме порядка было еще далеко. Егоровна почти не показывалась мне на глаза, снуя по дому как мышка.
Теперь за шитьем занавесок на окна сидела совсем молоденькая девушка. Может, и родственница покойной Марии.
Я зашла в комнату к Кириллу – он и в самом деле возился с хозяйственными книгами. Видимо, из кабинета покойного отца ему принесли письменный стол, гусиные перья и чернильницу, и он увлеченно что-то писал. Стол повернули боком, так что свет из окна падал на стол справа, и за ним Кирилл выглядел очень представительно.
Но когда я подошла поближе, Кирилл посыпал написанное песком и вроде невзначай закрыл от меня чистым листом. Я слегка обиделась, но не подала и виду: пусть прячет! Что может быть в этих бумагах интересного?
– Со временем я все вам расскажу, – поспешно заверил меня Кирилл. – Но сейчас пока в сыром виде...
– Занимайтесь чем хотите, – от обиды несколько высокомерно проговорила я. – Мне всего лишь хотелось узнать, все ли вещи в погребе вы разобрали?
– Что вы, кузина, как можно! На это понадобилось бы не меньше недели, а у нас есть дела более срочные, не так ли? Я искал только оружие, остальные вещи меня не интересовали.
– Но, судя по всему, вы – неплохой коллекционер, ведь из нас никто больше не определил эти золотые кубки как императорские. Интересно, как их могли украсть из дворца?
– Очень просто. Екатерина Великая не однажды сталкивалась со случаями воровства в своем дворце и ни разу не покарала воров. Однажды, говорят, она едва не столкнулась с лакеями, которые несли куда-то блюда, наполненные персиками, ананасами и виноградом. Так императрица повернула в сторону, чтобы не столкнуться с ворами, и только пробормотала: «Хоть бы блюда мне оставили!»
– Надо же, вы прямо историограф! – искренне восхитилась я.
Но когда вышла из его комнаты, подумала: «Почему он не устроился в кабинете, где заниматься бумагами гораздо удобнее?» Но потом я услышала, как на двери комнаты Кирилла звякнул засов. Да, в кабинете такого не было. А в своей комнате Ромодановский вполне может закрываться и работать, чтобы в дальнейшем его никто не мог застать врасплох.
Вряд ли в хозяйственных записях нашего управляющего были какие-то тайны. Тогда что же он писал?
Может, рассказать о своих сомнениях поручику? Все же он в некотором роде разведчик. Я пошла искать Зимина и нашла его... в кабинете отца!
Оказалось, что разбойники обошли своим вниманием не только комнаты прислуги. Кабинет отца тоже оказался нетронутым. Да и что в нем могло заинтересовать неграмотных крепостных? Не стеллажи с книгами, не огромный стол, которого теперь не было.
– Могу я узнать, что вы здесь ищете? – поинтересовалась я, останавливаясь в дверях.
– Разве здесь не было письменного стола? – спросил он, беспомощно оглядываясь.
– Был, как не быть? Его приказал перенести в свою комнату Кирилл.
– Я должен посмотреть, что в его ящиках.
– Но разве у вас не было времени осмотреть их первым делом?
– Я смотрел. Ничего. Но сегодня меня посетила мысль: а что, если в столе имелся тайник?
– Что ж, если вам не терпится проверить эту вашу мысль, поспешите. Кирилл закрылся в своей комнате и, возможно, как раз в эту самую минуту разбирает стол по досочкам, ища ваш тайник! А я, пожалуй, обращусь к Джиму. Может, он захочет помочь мне выкопать из земли семейное серебро.
– Княжна, вы поступаете со мной несправедливо! – взмолился он.
– Вот как! А вы?
Этот простой вопрос привел его в замешательство. Но ненадолго.
– Анна Михайловна, дорогая, ну в чем я перед вами провинился?
Знал, что говорит. Ведь все мои обвинения строились на косвенных причинах. Ничего конкретного предъявить ему я не могла. Никто не обращал внимания, что я умнела прямо на глазах. Еще совсем недавно я стала бы высказывать Зимину свои обиды и приводить примеры вины, а теперь просто не ответила на его вопрос. Многозначительно промолчала.
– Кстати, – сказала я немного погодя, – а не выйти ли мне замуж за Джима?
