Я обвела взглядом стоявших мужчин – откуда-то прибежал даже Исидор – и всхлипнула:
– Аксинья!..
– Пойдемте, княжна, отсюда. Здесь сейчас все уберут. Видимо, украден розовый бриллиант.
– Не украден. Он у меня...
Иван Георгиевич прижал меня к себе, так что я не успела выговорить где.
– Не надо. Никому не интересно знать, где он, – громко сказал исправник, уводя меня прочь.
– Он у меня в кармане, – все же сказала я ему, когда Мамонов усадил меня в кресло в гостиной. – Я как раз показывала его Исидору.
– Почему – Исидору? – удивился он.
– Это старая семейная история, – вздохнула я.
– Послушайте меня, дорогая девочка, – ласково сказал Мамонов, как сказал бы, наверное, своей дочери. – События повернулись таким образом, что теперь нет отдельно ваших семейных историй и отдельно историй для всех. Все они переплелись между собой, и чем больше я буду знать подробностей, тем быстрее прекратится это безобразие.
– До сих пор я так и не узнала, нашел ли Зимин то, что его интересовало? – жалобно проговорила я.
Мамонов внимательно посмотрел на меня.
– На вас, княжна, и в самом деле столько всего свалилось. Наверное, только молодая психика может это выдержать без особого ущерба для здоровья.
– Иными словами, вы хотите сказать, что я толстокожая, раз не бьюсь в истерике, не падаю в обморок...
– Ну, положим, истерика у вас была. Только что. Вы разве никогда не видели мертвых?
– Никогда, – с удивлением подтвердила я. – Хелен умерла – я побоялась пойти посмотреть на нее, Мария – тоже. А на Аксинью я наткнулась так неожиданно... Я думала, сойду с ума.
– Вы проверили, драгоценности все на месте?
– Нет, я не успела.
– Пойдемте, сделаем это вместе с вами.
– Но там... Аксинья!
– Думаю, ваш Исидор распорядился, чтобы тело убрали.
Он настойчиво предложил мне руку.
– Придите в себя, Анна Михайловна. Вы же дочь военного. Чует мое сердце, вам еще понадобятся силы, пока эта история наконец не закончится.
– Вы думаете, будут еще убийства? – ужаснулась я.
– Но ведь тот, кто ищет розовый бриллиант, так его и не получил. Не так ли?
– Сейчас все об этом знают, но прежде... Кто мог знать об этом, кроме... Хелен?
– Наверное, тот, кого она удостоила своим доверием.
– Исидор вряд ли рассказывал об этом еще кому-то, хотя... Крепостные знали!
Я высказывала вслух одно предположение за другим, словно могла вот так, в порыве озарения, выяснить, кто пытается подобраться к этой свалившейся на меня драгоценности.
– Вы думаете, по дому бродит кто-то из крепостных?
– Нет, не думаю, глупость это. Что бы стал делать с камнем крепостной?.. Нет, ничего дельного на ум не приходит!
– А вот сейчас мы с вами сядем, успокоимся, и кто знает, может, наконец сложим вместе два и два.
Мамонов довел меня до двери спальни – я поневоле замедлила шаг. Оттуда вышла Егоровна, кланяясь:
– Матушка, мы все белье поменяли, украшения твои сложили. Аксинью... что делать, отнесли в ту же клеть, куда и тех двоих положили.
Иван Георгиевич хотел пропустить меня вперед, но, взглянув в мои испуганные глаза, предложил:
– А не поменяться ли нам с вами комнатами?
Я смутилась.
– Наверное, я глупо себя веду? Но представить только, что Аксинья, с которой я всего полчаса назад разговаривала, лежит теперь в холодной клети... А знаете, она все-таки чего-то боялась. Наверное, Мария рассказала ей о своих страхах. Но как я ни спрашивала, Аксинья только отнекивалась.
– Теперь уже мы ничего не узнаем, – подвел черту исправник, усаживая меня в кресло у окна и протягивая шкатулку, которая до того стояла прямо на покрывале, которым была накрыта кровать. – Посмотрите, все ли здесь?
Я наскоро проверила содержимое.
– Вроде все на месте.
– Что и следовало ожидать. Нет, нашему убийце нужен только розовый бриллиант. Сравнительно небольшой камешек, ради которого отдали жизнь уже трое людей.
Мамонов склонился ко мне, будто кто-то мог нас подслушать, и доверительно сообщил:
– Если бы вы знали, как велико мое желание просто собрать всех ваших гостей в кучу, связать и отвезти в кутузку. А потом уже на месте разбираться, кто из них злоумышленник!.. Но увы, голубушка Анна Михайловна, нельзя, как говорится, положение обязывает... Итак, давайте разложим с вами все события по порядку и выясним, что вы еще мне не рассказали.
Глава восемнадцатая
Мне пришлось рассказать исправнику обо всей истории, предшествовавшей появлению розового бриллианта в шкатулке моей покойной матушки. И о том, что я взяла ее для разговора с Исидором. Так что его ни в коем случае не следовало подозревать, ведь поначалу мы с ним сидели вместе в оружейной комнате, а потом Исидор проводил меня до моей спальни, куда не заходил...
– Вон почему он так быстро оказался у вас, – кивнул моим словам Мамонов, – а я, признаться, уже подумал, а не он ли... Но нет, каюсь, ошибался, все обвинения с вашего старосты сняты!
– Конечно, он услышал, как я орала... Он просто не успел далеко уйти. Судя по всему, Исидор шел на половину прислуги...
– Сообщить своей воспитаннице хорошую новость, – заключил Мамонов. – Но сделать этого не успел. Пришлось мчаться на выручку госпоже.
– Теперь вы понимаете, что я должна восстановить справедливость, дать Эмилии вольную и деньги на дорогу до Франции.
– А она непременно хочет вернуться во Францию? – спросил исправник.
Как странно, что мы с Иваном Георгиевичем говорили вроде о каких-то посторонних вещах, а вовсе не о том, что моя служанка только что рассталась с жизнью!
– Я не знаю, – сказала я, чуть ли не насильно возвращаясь в русло разговора, – потому что до сего времени мы с Эмилией не разговаривали...
– А почему бы вам этого не сделать? – мягко заметил он. – В самом деле, лучший способ общения между двумя разумными существами – разговор, не так ли? Теперь, когда не осталось никого в живых из участников той старой истории с адюльтером, можно все решить по-человечески. Я помогу вам оформить документы вашей сестры, признать ее права как юридического лица...
Я вздрогнула: значит, недаром моя матушка боялась, а Эмилия, получившая права, станет претендовать...
Но тут же мне стало стыдно: о чем я думаю? Уже один бриллиант, который до сих пор покоится в моем кармашке, судя по всему, стоит не одно такое имение, как мое Дедово, а его Исидор отдавал всего лишь за свободу девушки.
