Подошли остальные десяцкие.
— Опять никаких следов? — Аваджи даже не спросил, а как бы сам известил их об этом.
Десяцкие дружно кивнули.
— Похоже, урусский колдун — или колдунья? — вовсю старается выжить нас отсюда, — пробормотал Аваджи, не замечая, что разговаривает сам с собой.
Скрывать происшедшее от Джурмагуна было нельзя. Аваджи придется ответить за гибель своих людей, которая случилась не во время военных действий, а во время их отдыха в урусском селе.
Он еле дождался рассвета, чтобы тщательно умыться и поскакать к шатру полководца. Ему было все равно, как полководец с ним поступит. О том, что станет с Аной и детьми, погибни он такой позорной смертью, Аваджи старался не думать.
Невдалеке от пригорка, на котором стоял шатер Джурмагуна, он привязал за прикол коня и отправился в шатер, с каждым шагом все больше сутулясь, будто на него нагружали все более тяжелую ношу. Так бесславно кончать свой боевой путь!
Картина, открывшаяся сотнику, ошеломляла. Джурмагун, которого Аваджи видел вблизи лишь дважды, да и то в боевом облачении, стоял у шатра голый по пояс и плескал на грудь из сосуда ледяную воду. Его нукер, кутавшийся в шерстяной чапан, с благоговейным ужасом взирал на полководца, будто боялся, что тот, закончив обливаться, заставит и его вылить на себя остатки воды.
Джурмагун повернул в сторону Аваджи свою обритую наголо голову и задержал взгляд на низко склоненной фигуре джигита. Он не глядя взял из рук своего нукера вышитое, явно русское, полотенце и, проходя мимо юз-баши, буркнул:
— Заходи!
Аваджи не думал не гадал, что так запросто попадет к самому Джурмагуну.
Два тургауда у входа пропустили его в шатер, раздвинув копьями полог. Он было привычно присел на пятки подальше, но услышал голос Джурмагуна:
— Садись рядом, юз-баши, я привык смотреть в глаза своим людям. Рассказывай, что у тебя случилось?
Он заглянул в удивленное, растерянное лицо Аваджи и скупо улыбнувшись, пояснил:
— Без дела джигиты ко мне не ходят. А ты, судя по глазам, почти не спал. Значит, случилось нечто такое, с чем ты сам справиться не можешь. Нужен кто-нибудь поопытнее, верно?
Аваджи кивнул. Он по привычке стал вести себя так, как вел бы с Тури-ханом, для которого важнее всего было почитание его, как отмеченного богами. Перед ним же сидел полководец умный, проницательный, а к тому же следящий за своим телом, чего прежде у вышестоящих по отношению к нему людей он не видел. Ему хотелось подчиняться, идти за ним в огонь и в воду и уж никак не допустить, чтобы у него сложилось о тебе мнение как о человеке недостойном.
Однако, времени для раздумий уже не было, и Аваджи выговорил, точно бросился в холодную воду:
— Я расположил свою сотню в селе, захваченном злыми урусскими духами…
Глава сорок третья."Духи" подземелья
Прозора считала, что её муж Даниил, по прозвищу Лоза, в последнее время совсем свихнулся с этим своим подземным городом!
Мало того, что он с Головачом и ещё несколькими упрямыми мужиками закончили отделку обеденной залы и спален. Теперь строители решили перейти к сооружению… подземной часовни!
Поскольку ей полагалось быть высокой, то умельцам приходилось углубляться в землю, так что желающие попасть в часовню, должны были спускаться вниз по ступенькам, а не, как положено, подниматься наверх.
Услышав о часовне в первый раз, Прозора несказанно удивилась:
— Уж не собираешься ли ты остаток жизни провести под землей?
— Кто знает, — туманно ответил Лоза.
Ради своей часовни он и снял со сторожевого поста часового, отчего вся их затея с подземельем могла бы провалиться, как ни смешно это звучит. Холмчане не заметили мунгальских разведчиков.
Хорошо хоть их заметили бабы, возвращавшиеся с реки. При виде всадников они успели спрятаться в сильно поредевшие осенние кусты боярышника.
Прибежали они в село перепуганные. Рассказывали об увиденном, частили, перебивали друг друга, но и так было ясно — пришла беда. То, к чему холмчане так долго готовились, наступило и чуть не застало их врасплох.
Начали поспешно собираться, и Прозора в который раз пожалела, что пустила на самотек дело, которому без женского догляда и так много чего недоставало.
Мужики в одном из переходов подземелья устроили птичник — ни кудахтанье кур, ни пение петухов наверху не было слышно, а вот что делать с коровами и свиньями, не подумали. В конце концов удалось спустить вниз трех коров и разместить там, где думали устроить кладовую. Свиней размещать было некуда. Мужики прятали глаза и поясняли, что монголы свинину не едят.
Двух свиней все же быстренько зарезали, хотя разделывать их пришлось уже внизу.
Теперь отряд монголов заметили издалека. Те ехали не спеша, что, конечно, селянам было на руку. Спрятались быстро и бесследно.
В то, что их убежище надежно, убедились ещё тогда, когда водили за нос тиуна Грека. Получилось, что они скинули с престола такого большого человека, как тиун, чего не удавалось даже епископу Нифонту.
Трубы, по которым в подземное убежище поступал свежий воздух, были придуманы Головачом. По его рисункам гончар сделал их, проявив и свою смекалку. Соединялись между собой глиняные трубы составом, который сам Головач и замешивал. Мальчишки подсмотрели, что входил в него песок, какая-то похожая на муку серая пыль и ещё что-то, что так и осталось невыясненным, — мастер соглядатаев прогнал.
В общем, дышалось подземным жителям легко, дым из печки, на которой готовили обед, уходил по трубе к болоту и там стлался над ним, не вызывая подозрения у постороннего. Болото было огромным, топким, в нем все время что-то хлюпало, булькало, вырывались наружу пузыри, так что неприятное место обходили обычно стороной и свои, и чужие.
Однако же, как бы хорошо ни ощущали себя холмчане в подземелье, наверху, в своих домах, было несравнимо лучше, потому им больно было думать, что там сейчас хозяйничают басурманы.
Потому мужики и стали сразу подступать к Лозе: мол, тиуна напугали, не грех бы и незваных гостей пугнуть. А то и утащить кого. Выглянувши наверх, один из мужиков услышал, как они говорили между собой. Срочно позвали Прозору, она тоже послушала и растолмачила: внезапное исчезновение жителей монголов напугало. Они остерегались даже спать, не охраняя себя, так что подобраться к ним будет не так-то просто.
Но и мужики были не лыком шиты. На вторую ночь решили выпустить наверх одного — смерда по кличке Рваное Ухо. Когда-то он недолго побывал в плену у монголов, откуда бежал, но успел у них научиться кое-чему.
По словам Рваного Уха, он сумеет так бесшумно подкрасться к часовому у дальней избы, что и травинка под ним не шелохнется!
Лоза разрешил, и Рваное Ухо приволок в подземелье полузадохшегося мунгальского воина, придавленного монгольским же способом с помощью шелкового шнурка.
