— Что ты такое говоришь? — испугалась Таня.
— Это я так, к примеру. Мама, а как получилось, что тетя Маша…, вроде она при всем присутствовала?
— Не при всем. Леонид, твой отчим, когда его ранили… наверное, оказался поблизости от тетушкиной клиники, вот она и отвозила его в больницу.
— Тетя Маша? Значит, она свидетельница?
— Нет. Говорит, она вышла из клиники, а он у ее машины без сознания лежит.
— Что-то в этом объяснении не вяжется, ты не находишь? — задумчиво проговорила девушка. — Чего бы ему у машины лежать?.. Кстати, а где она ее ставила? Перед воротами?
— Нет, почти у дверей клиники.
— Вот видишь, ему пришлось бы как минимум на территорию клиники пройти, дойти до корпуса…
— Честно говоря, Саша, я стараюсь об этом не думать, — опять вздохнула Таня, — ведь тогда получается, что тетя Маша меня обманывает, а я не могу понять, зачем ей это надо. Наверное, твой папа прав, если считает, что все выяснения надо отложить на завтра. Тетя Маша выглядит такой измученной. И этого я тоже понять не могу. Ведь не делала же она Каретникову операцию! У нее совсем другой профиль.
Шурка внимательно выслушала мать, пригубила рюмку с вином и несколько более взволнованно, чем следовало, предложила:
— А хочешь, я все узнаю и тебе расскажу?
— Ты узнаешь? — изумилась Таня. — Но откуда… Я хочу сказать, как ты это сделаешь?
— У меня есть знакомые ребята. Следователи.
— Ничего не понимаю!
Александра замешкалась и покраснела. Это у нее от мамы: румянец сразу все выдает.
— Мама, я собиралась тебе рассказать, но как-то все откладывала, боялась, что ты ругаться начнешь. В общем, так получилось, что я перешла с экономического факультета на юридический.
— Что значит — получилось? Тебя кто-то заставил? У вас на юридическом недобор и тебе предложили на него перейти?
— Просто ты не очень интересовалась моими желаниями, когда выбрала мне экономический факультет.
— Но ты ведь не возражала. Когда я тебя спросила, кем ты хочешь стать, ты только плечами пожала: «Не знаю». Вот и пришлось мне выбирать за тебя. Экономист — чем не женская работа?.. И много вас таких, перебежчиков?
— Только я. Мои однокурсники еще и думать не думают о специализации… Подозреваю, большинству все равно, кем стать.
— Может, еще надумают, ведь только на третий курс переходят.
— А я вот поняла, что хочу быть хорошим юристом, — упрямо сказала Александра и тихо добавила: — Может быть, и следователем. Знаешь, как у ребят в милиции много бумажной работы! Они просто завалены ею! А мне в деканате дали направление. Вроде как на практику.
— Боже мой! — схватилась за голову Таня. — И я узнаю об этом только сейчас? Так это и есть твой факультатив? Неужели я выгляжу такой идиоткой, что даже в нашем дворе буквально все считают своим долгом меня обманывать?
Саша смутилась и опустила голову. Таня невольно повысила голос:
— Тогда что ж, тогда без вопросов. Тебе не только надо вина налить, тебе нужно побыстрее к нему привыкать. Говорят, менты пьют по черному, а ты ведь теперь с ними не только общаешься, а хочешь быть, так сказать, полноправным представителем?
— Мама! Как ты можешь так говорить? — Александра в негодовании встала из-за стола и направилась к двери. Впрочем, не дойдя, она остановилась и горячо продолжила: — Ты даже не представляешь, какие в милиции работают люди. Я не говорю, что все без исключения, но есть такие… Они любят свою работу, хотя и получают за нее копейки, и сутками занимаются таким неблагодарным делом, как защита таких, как мы с тобой, от бандитов и прочей мрази…
— Ладно, — махнула рукой Таня, — не обращай на меня внимания. Тем более что в последнее время на меня внимания и так никто не обращает. Хотя не могу не заметить, что ты слишком близко к сердцу принимаешь работу нашей милиции.
— Папа на тебя внимание обращает, — стала успокаивать ее Александра. — Когда я сказала, что тебе плохо, знаешь, он как разволновался!
— Что-то по нему не очень видно было, — хмыкнула Таня.
— Просто ты жена другого человека, и он считает безнравственным переходить границы благопристойности или, например, делать тебе комплименты.
— Что ты такое говоришь? — возмутилась Таня. — Еще скажи, что замужним женщинам вообще не делают комплименты!
— Замужним вообще делают, а бывшим женам… наверное, это не очень легко говорить.
— Много ты понимаешь!
Только вот непонятно, чего она на девчонку злится? По сути дела, Александра все время предоставлена самой себе. Не назовешь же сопричастностью вопросы типа «Как дела в институте» или «Ты не заболела»? За что боролись… Сама во всем виновата. Упустила дочь. Хорошо хоть, та ее в известность поставила, а то окончила бы университет, а Татьяна так и не узнала бы, что за специальность теперь у единственного отпрыска!
Александра посмотрела на мать, что-то про себя прикинула и вернулась к столу.
— Решила на меня не обижаться? — усмехнулась Таня. — Хотела бы я посмотреть на этого молодого милиционера. Или немолодого?
— О чем ты говоришь, мама? — прикинулась удивленной девушка.
— О тех, настоящих, милиционерах, честных и преданных делу, которых ты так горячо защищала. А ты о чем подумала?
Она подняла бокал с вином и чокнулась с Александрой.
— Давай за здоровье Леонида Сергеевича.
— Давай, — согласилась Саша, весьма довольная тем, как она удачно выбрала время для своего сообщения — ни тебе угроз, ни истерик. И без смакования некой пока неудобной для девушки темы, которую она предпочла бы не развивать…. Раз так, Александра согласна выпить за кого угодно.
Она с сочувствием посмотрела на усталую и какую-то поникшую мать: сколько на нее всего свалилось! — и сказала с жаром:
— Я тебя так люблю, мамочка!
— Я тоже люблю тебя, Сашенька, — улыбнулась она. Аппетит, вспыхнувший было у Тани, сошел на нет, едва она съела пару кусочков голубца. Зато Шурка — что значит молодой организм! — расправилась с тремя голубцами, куском холодной свинины, салатом из огурцов и помидоров и запила все любимой пепси-колой.
— Я пойду спать, мама? — полувопросительно сказала Саша уже несколько сонным голосом.
— Конечно, иди, — спохватилась Таня. У двери дочь опять приостановилась:
— Между прочим, мама, с этой стрижкой и макияжем ты помолодела лет на десять.
— Спасибо, дорогая, — улыбнулась Таня. — Спокойной ночи, пусть тебе приснится… кто-нибудь хороший, а я сейчас со стола приберу и тоже лягу.
Лечь-то она легла, а вот сна все никак не было. Какое-то странное чувство не давало уснуть. Что-то она не поняла, что-то важное не узнала. Словно окружающие ее люди сговорились не волновать ее и потому скрывали от нее нечто важное, а из-за незнания его Таня вела себя не так, как надо, и делала совсем не то, что должна была бы делать. И это ощущение незнания и непонимания нисколько не делало ее жизнь легче, то есть давало противоположный результат от задуманного ее близкими.
