— Вы имеете в виду деньгами? — осторожно поинтересовалась Наташа.
— Да нет же! — с досадой проговорила посетительница, стараясь не смотреть Наташе в глаза. Отчего-то вообще глаза у нее все время бегали, а лицо пошло красными пятнами. — У меня есть сын, Рома. Четырех лет. Мне его не с кем оставить. Оказывается, у нас в городе нет ни одного круглосуточного садика!
— Но у меня тоже сад не круглосуточный, — заметила Наташа.
— Но вы все-таки сама себе хозяйка. Я вас прошу, умоляю — примите к себе моего мальчика! К сожалению, с собой я взять его не могу, а родственников у меня нет… Поверьте, я вернусь с деньгами и расплачусь с вами за все! Вы ничем не рискуете.
Просто взять и принять чужого мальчика в «Вишенку», который считается в городе элитным садиком? У нее нет детей из неблагополучных семей и вообще таких, чьи родители не могли бы за своего ребенка заплатить…
В этот момент Наташе стало стыдно, и она оборвала свои размышления. А еще собирается писать книги для детей! Для каких детей? Только для обеспеченных?
— Но в таком случае, — сказала она, — я бы хотела оформить это дело как положено. Ну, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что ребенка вы мне оставляете добровольно. Как это делается, вы не узнавали?
— Узнавала, — сразу оживилась Корнелия Альбертовна. — У меня есть знакомый нотариус, он сказал, достаточно моего заявления, что я доверяю вам своего сына на время отъезда.
— А могу я сначала познакомиться с вашим сыном? — все же решилась спросить Наташа; что-то настораживало ее в этом деле, и только присутствие такого надежного свидетеля, как заведующая районо, придавало их разговору некий рациональный смысл. Наташа взглянула на нее вопросительно, и та чуть заметно кивнула. Вот и все участие. Никто, оказывается, кроме Наташи, не хочет брать на себя ответственность.
— Конечно, пойдемте, — заторопилась Корнелия Альбертовна, — он ждет в приемной.
В самом деле, Наташа заметила там худенького мальчика, который сидел, ссутулившись, на стуле и смотрел перед собой, углубленный в свои мысли будто старый философ.
Корнелия Альбертовна поднялась со стула, фамильярно подхватила Наташу под руку и уже у двери обернулась:
— Спасибо вам, Марина Вячеславовна.
— Пожалуйста, — суше, чем можно было ожидать, отозвалась та.
Но когда они уже подошли к двери, заведующая вдруг резво выскочила из-за стола:
— Минуточку, Наталья Владимировна! Идите, Корнелия Альбертовна, подождите в приемной. Наталья Владимировна, простите, что втянула вас в эту историю, — быстро заговорила заведующая. — Я предлагала Гриневич на время определить ее сына в детский реабилитационный центр, но она и слушать не хочет. Говорит, надо отдать в хорошие руки. Понимаете, будто щенка оставляет, а не собственного ребенка. Это-то меня и настораживает. И хорошо, что вы хотите все оформить как положено. Правильное решение… А то мало ли что…
— Не поняла вашего опасения. — Наташа ждала объяснений.
— Беспокоит она меня. Вдруг не вернется? Такая, знаете, личность психопатического склада. Мальчишку жаль. Умненький, воспитанный. Даже странно, что при такой дуре… Простите! — спохватилась заведующая. — Но вы не беспокойтесь! Я уже говорила с соцзащитой. Если Корнелия таки не вернется, они возьмут ребенка в детский дом, а вы получите компенсацию…
Теперь Наташа поняла, в какую историю ее втравили, но приняла это событие как данность. В конце концов, ничего страшного не произойдет. Если к тому же мальчик воспитанный… «Надеюсь, никаких сюрпризов меня не ждет. Сколько его мамаша собирается отсутствовать? Две недели, говорит. Будем считать, месяц. А там посмотрим!»
В приемной ее ждала Корнелия, тиская руку сына. Он все старался поймать взгляд матери, но она отводила его от ищущих глаз ребенка.
— Познакомься, — сказала она прокуренным голосом. — Это Наталья Владимировна. Она согласилась присмотреть за тобой, пока я съезжу за деньгами. Думаю, это много времени не займет. Ты ведь будешь паинькой?
— Буду, — покорно сказал мальчик.
Наташа протянула ему руку:
— Давай знакомиться. Ты запомнил, как меня звать?
— Запомнил. Наталья Владимировна. А меня — Роман. Он тоже протянул ей свою ладошку, худенькую, хрупкую, с пальчиками, похожими на крошечные прутики, и у нее отчего-то екнуло сердце. Она еще ничего толком не знала об этом ребенке, но уже горячо его жалела.
Когда Корнелия Альбертовна написала заявление, удостоверила собственную подпись, на мгновение возникла заминка, и Гриневич поспешно сказала:
— Если вы не возражаете, хорошо бы Романа взять прямо сегодня. Завтра у меня самолет, а я еще не все собрала. Заедем, возьмете его вещи.
Пока его мама писала заявление и позже, мальчик не произнес ни слова, а в машине только сидел и смотрел в окно.
Его мать поспешно выскочила из машины и вскоре принесла небольшой рюкзачок с вещами.
— Ну все, будь паинькой! — опять сказала она сыну («Как будто других слов не знает», — с возмущением подумала Наташа) и ткнулась ему в щеку сухими губами.
Он кивнул и судорожно вздохнул.
— Я скоро вернусь и заберу тебя с собой, — пообещала его мамаша, отчего-то без особой уверенности в голосе.
Она ушла не оглядываясь, только странно помахала рукой.
— Ты не переживай, Рома, — сказала Наташа, усаживая ребенка на заднее сиденье своей машины. — Иной раз только кажется, что все тебя бросили и никто не любит.
— Тебя тоже бросали? — вдруг спросил малыш и тут же поправил себя: — Я хотел сказать «вас».
— Тоже, — призналась Наташа, выворачивая руль, чтобы развернуться на узкой улочке. — И потом, мама ведь не отдала тебя насовсем. Она только написала заявление, что доверяет тебя мне до своего возвращения.
— И что вы делали, когда вас бросили? — продолжал интересоваться Рома.
— Знаешь, давай заключим соглашение. Когда мы будем одни, ты можешь звать меня Наташа и на ты, а когда приедем в садик, то по имени-отчеству — Наталья Владимировна. Согласен?
— Согласен, — кивнул мальчик. — А где я буду жить? У тебя есть своя комната?
— У меня есть даже свой дом.
— Большой?
— Для двоих просто-таки огромный. Целых два этажа.
— И ты меня возьмешь в этот дом?
— Конечно. Но если ты не захочешь жить в доме, можешь жить в будке Кинга, — пошутила она.
— Кинг — это собака?
— И тоже очень большая.
— Вот такая? — Он развел руками, показывая по размеру на что-то вроде болонки.
Наташа рассмеялась:
— Я думаю, он повыше тебя будет.
— Огромный, — сказал мальчик уважительно. — А он злой?
