— Не так, — задумчиво проговорила Ольга. — Слишком уж гладко у него все выходит. И главное, не проверишь… Кстати, ты номер машины запомнила?
— Нет. А что, надо было? У нас есть визитка, телефоны. Я подумала о том, что у него за марка машины.
— Она называется «мицубиси-либеро». И номер машины я запомнила.
— Ну, сыщикам положено всех подозревать, — подколола я, на мой взгляд, чересчур увлекшуюся придуманным занятием подругу. — Только давай все совместные исследования проведем сегодня, потому что завтра мне на работу.
— К Галине идти рановато. Давай зайдем в кафе, поедим мороженого…
— Мороженого! — передразнила я. — Не сегодня-завтра белые мухи полетят.
— А я хочу! — капризно потребовала Ольга. — Ты не имеешь права отказывать беременной женщине.
— Вспомнила наконец! — усмехнулась я. — Ладно, поехали. В «Шоколадном Джо» отличное крем-брюле.
Мы сели за отдельный столик у окна, хотя в кафе и так было не много народа, но у нас была слишком щекотливая тема.
— Итак, — сказала Ольга, размахивая чайной ложечкой над креманкой с мороженым, — мы уже можем подвести первые итоги.
— Итоги! Нам же никто ничего не сказал. Мы только вычеркиваем людей из списка, скоро там никого не останется.
— Погоди. Мы просто по неопытности слишком широко забросили сеть, спрашивали у подозреваемых обо всем, то есть ни о чем. Самый первый вопрос и то не выяснили: с кем Елена разговаривала на балконе?
— В угрожающем тоне, — добавила я, чувствуя, что выполняю при Ольге обязанности водителя и сопровождающей. Больше от меня никакого толка… Нет, еще роль этакого говорящего манекена, на котором Ольга отрабатывает свои дедуктивные способности.
— В угрожающем тоне, — согласилась моя сыщица.
— Вряд ли она так разговаривала с Павлом Яковлевичем.
— По крайней мере я себе этого представить не могу.
— Макаров. Представленный другим как жених. Могла она его шантажировать?
— У меня такое чувство, что Макаров был бы ей не по зубам.
— И у меня тоже, — опять согласилась Ольга. — Разумеется, может быть шантаж мягкий. Мол, если ты на мне не женишься, я не буду считать себя обязанной сохранять твою тайну.
— Ну, у тебя и фантазия!
— Я вообще человек незаурядный, — скромно отозвалась о себе Ольга.
— Значит, остались три мужика: наши мужья и Андрей Гаврилов.
— Наверное, Быстрова могла бы поймать на чем-то Ушастого, но разговаривать с ним в таком тоне — значит, заранее ничего не добиться.
— А мой Сережка, я как-то сразу не сообразила, пришел с балкона, когда Елена еще там стояла. То есть ему пришлось бы пробежать несколько метров вначале по балкону, потом по гостиной, а он вошел неторопливо, могу присягнуть.
— Звучит не слишком убедительно, — фыркнула Ольга, — но попробуем поверить. Значит, остается Андрей. С ним могла Быстрова так разговаривать?
— Могла.
— Иными словами, пупсик Ленусик считала, что дружба дружбой, а табачок врозь.
Это в схему укладывалось: Елена не смешивала такие понятия, как дружба и долг.
— Делаем вывод, что Андрюшик вполне мог нашу лапуленьку отравить.
Ольга хотела кивнуть, но передумала. Сказала с расстановкой:
— Какой-то он для таких дел хилый.
— Вот и мне что-то мешает его в подобной роли представить, — согласилась я.
И в это время зазвонил мой сотовый телефон — зазвучал марш Дунаевского из кинофильма «Цирк».
— Дорогая, я пришел домой, а тебя все нет, — сказал мне муж Сережа. — Уже и ребенок спрашивал, где мама. И Лидия интересовалась, разогревать обед на одного или на двоих.
— Мне пока некогда, — ответила я неопределенно. — Где-то часа через два освобожусь.
— Ты, случайно, не на работе?
— Почти, — ответила я.
— Вернешься, доложишь, — пробормотал он с некоторым удивлением.
— Так точно, товарищ командир! — лихо отозвалась я, отключаясь.
Лихо, лихость, лихие люди… Не было у меня прежде никакой лихости. Так же как в отношениях между мной и Сергеем. Но вполз в мою душу червячок сомнения и все светлое отравил. Теперь я стала себе казаться доверчивой простушкой, которую ничего не стоит обвести вокруг пальца, что мой муж с успехом и делает. Да еще и посмеивается. Да еще и пытается каждый мой шаг контролировать.
Почувствовав в своих рассуждениях истерические нотки, я заставила себя успокоиться.
— А как же ты хотела? — вдруг сказала мне Ольга, хотя я после разговора с мужем не произнесла ни слова. — Любовь — это разновидность несвободы. Ты как бы перестаешь принадлежать самой себе. Мы с тобой еще будем вспоминать с тихой грустью те времена, когда были свободны, как ветер, никому не подотчетны… И никому по-настоящему не нужны.
Вот такой вывод сделала моя подруга. Весьма неожиданный.
Глава 18
Когда Наташа подошла к «Трем поросятам», машина Михайловского — ее знали все ивлевцы, серебристая 31-я «Волга» — уже стояла у входа этого дорогого, по меркам даже областного города, кафе.
«У нас все как у больших, — шутили горожане, когда местный предприниматель Коля Шестопал открывал свое кафе. — И кто пойдет к этому живоглоту просаживать трудовые денежки?»
Но злопыхатели ошиблись: в кафе ходили. А побывав, уже не злились на Колю, а говорили, что если и можно где по-настоящему отдохнуть, так это в «Трех поросятах».
Почему Шестопал так назвал свое кафе, опять же расходились во мнениях. Одни говорили, что сказка о трех поросятах — единственная книга, которую Коля прочел еще в детстве, другие — что мужик до сих пор не расстался с детством, вот и название позаимствовал из тех золотых времен. В общем, злопыхали.
Но когда Коля пригласил в кафе стриптизершу аж из самой Москвы, ивлевцы дружно ахнули и решили, что «Три поросенка» — это круто.
Днем стриптиза не было, но готовили по-прежнему вкусно. И на «Ямахе» какой-то непризнанный гений из областной филармонии играл обширный классический репертуар.
Наташа оценила жест Михайловского: даже как начальник угрозыска он получал не слишком много.
— Предлагаю сразу перейти на ты, — сказал он, и Наташа улыбнулась — не коробит ее командирский тон мужчин, и все тут! Привыкла подчиняться. Даже теперь, когда она постоянно уверяет себя, что изменилась.
— Давай, — согласилась она, усаживаясь на пододвинутый им стул. — Джентльменство не пропьешь, Федор, каким ты был…
— Знала бы ты, каким я был! — усмехнулся он.
— Рановато сожалеть о прошлом. Ты, как говорил Карлсон, мужчина в самом расцвете лет.
