Самолюбивая и гордая Клеменси не желала выслушивать чьи-либо суждения, а тем более Ленарда Рейнера, о ее проблемах. Однако она промолчала, поскольку в глубине души осознавала, что Ленард прав.
— Послушай, Клеменси, — продолжал он, — ведь я приехал вовсе не для того, чтобы испортить тебе настроение. Я намерен предложить помощь. Хочешь, я помогу разобраться со счетами…
Клеменси издевательски рассмеялась.
— Разобраться, чтобы проникнуть в мою финансовую кухню и прикинуть, за сколько можно оттяпать у меня виноградник? Нет уж, спасибо! Мои счета — это мой бизнес, и до них никому не должно быть дела.
Воцарилось молчание. Природа погружалась в бархатистую темноту летней ночи, в теплом густом воздухе звенели цикады. Запах раскалившейся за день земли перемешивался с ароматом, исходившим от эвкалиптов, в окружении которых стоял белый дом в колониальном стиле. В этом доме Клеменси жила с тринадцати лет.
Она любила это место и страдала оттого, что скоро, очень скоро дом вместе с виноградником будет навсегда потерян. Клеменси понимала, что ее мечта сохранить родной очаг, спасти его ценой лишь собственных усилий была нелогичной, бессмысленной, нереальной.
Ленард поставил ящик с инструментами на пол веранды, окружавшей дом по всему периметру, и сказал:
— Какие бы мысли ни рождались в твоей голове, я беспокоюсь о тебе.
— Беспокоишься по той простой причине, что тебе пришлось ждать дольше, чем ты рассчитывал! — с негодованием вскричала Клеменси. — И вот наконец у тебя есть реальная возможность прибрать нашу усадьбу к рукам! Твои мысли сейчас об одном: расширить свое виноградарское хозяйство и увеличить прибыли.
Клеменси хотела уйти в дом, но Ленард схватил ее за руку.
— Я не был причиной финансовых проблем твоего отца.
— Возможно, — процедила она сквозь зубы. — Но ты, черт возьми, способствовал его краху!
— Чем же? Тем, что дал ему в долг тогда, когда он больше всего нуждался в деньгах? — с сарказмом осведомился Ленард.
— Тем, что потребовал вернуть долг в сроки, сжатые до невозможности. Может быть, ты действительно не стоял у истоков проблем моего отца, но стал причиной его падения, это уж точно. — Взгляд, который Клеменси метнула в Ленарда, мог убить. — Ты говоришь, что не враг мне. Но в моих глазах ты враг, и всегда будешь им. Ты мог бы отсрочить возвращение долга, но не сделал этого. Твои действия ускорили кончину моего отца, и я ненавижу тебя за это!
— В твоих доводах нет никакой логики! — с негодованием воскликнул Ленард. — Да, я мог бы повременить с требованием о возвращении денег, но в этом не было никакого смысла. Твой отец был глупцом, который…
Ленард осекся, и Клеменси саркастически закончила его фразу:
— Который не был в отношениях с деловыми партнерами таким безжалостным, каким следовало быть? — Она горько усмехнулась. — По крайней мере, он был честен.
— А я, по-твоему, лгун?
Она промолчала, но вызывающе взглянула на Ленарда, продолжающего удерживать ее за руку, и он разжал пальцы.
— Клеменси, нам нужно поговорить и все расставить по своим местам, — твердо сказал он.
— Нам не о чем говорить.
— Есть о чем, черт бы тебя побрал! Мы столько лет были друзьями и добрыми соседями! Я не позволю тебе обратить дружбу наших семейств в какую-то вендетту! Ты училась в колледже, была далеко от дома, когда финансовые проблемы твоего отца вышли из-под контроля и он пришел ко мне с просьбой продлить срок погашения долга. Ты не знаешь реальных фактов.
— Я знаю то, о чем мне сказал отец, — отрезала Клеменси. — Я знаю, что, когда вернулась из колледжа домой и в тот же день пришла к тебе и от имени отца попросила отсрочить возвращение долга, ты, по сути дела, посмеялся надо мной. Или ты станешь утверждать, что такого не было?
— Я объяснил тебе тогда, почему отсрочка не имеет смысла, — спокойно ответил Ленард.
— Да, объяснил… Но что это была за причина? Ах да, ты отказался пойти моему отцу навстречу для его же блага! Надо же, какой ты, оказывается, благодетель!
— У Роба просто слегка поехала крыша, Клеменси. Повторяю, ты не до конца разобралась…
— Не учи меня уму-разуму! Я не маленькая…
— Я вовсе не собираюсь это делать! Я лишь хочу сказать, что, учась в колледже, ты не видела, что творилось в твоем доме, на вашей земле…
— Теперь ты пытаешься внушить мне, что во всем была виновата я, потому что несколько лет жила вдали от дома? Нет, Ленард… Ты, должно быть, решил пойти на все, чтобы завладеть нашей усадьбой. В чем дело? Твое приобщение к политике стоит больших денег, чем ты думал? Неужели ты намерен увеличить свои доходы, ограбив меня?
— Тот факт, что я выставил свою кандидатуру на пост мэра нашего городка, не имеет ничего общего ни с твоим виноградником, ни с твоим домом. Правда, не скрою: меня беспокоит твоя неприязнь ко мне, ведь ты можешь пустить обо мне самые невероятные слухи.
— Хочешь сказать, что если люди узнают, как ты обошелся с моим отцом, то не станут голосовать за тебя? — спросила она раздраженно. — Не удивляюсь, что тебя это беспокоит. Правда о твоем отношении к моему отцу не возвысит тебя в глазах людей, скорее наоборот, не так ли? А ведь наши избиратели очень чутко реагируют на то, как сосед относится к соседу.
— Просто не верится, как ты можешь передергивать факты!
— Я говорю правду, и ты знаешь это.
— Твоя правда субъективна!
Клеменси покачала головой.
— Я уверена в одном: давая отцу деньги в долг, ты надеялся, что он не сможет вернуть их и таким образом тебе удастся подцепить нашу собственность на крючок. Я также уверена, что, когда объявлю о продаже усадьбы, именно ты купишь ее за гроши.
— Ты намерена продать дом и виноградник?
— Понимаю, ты жаждешь крови. Но не торопись. — Клеменси вдруг почувствовала, что бушевавшая внутри нее ярость начала угасать. — Да, разумеется, мне придется продавать все с молотка. Я знаю, когда проигрываю. Я выставлю дом на продажу на следующей неделе — в моем положении лучше всего прибегнуть к аукциону. После этого я смогу катиться на все четыре стороны и начинать новую жизнь.
Ленард нахмурился, и Клеменси с ехидством поспешила его заверить:
— О, не волнуйся! Прежде чем покинуть Калифорнию, я расплачусь с тобой по всем долгам! Ведь что-то я все же выручу от продажи дома и виноградника.
— Куда же ты собираешься ехать?
— Это зависит от того, за сколько ты соизволишь купить дом. Я знаю, что за усадьбу не предложат сногсшибательную сумму, ибо она находится в слишком запущенном состоянии.
— И опять же по моей вине, я полагаю? — пробормотал Ленард и улыбнулся.
На секунду у Клеменси возникло желание тоже улыбнуться. Ее сердце бережно хранило воспоминания о том, как легко ей было когда-то с Ленардом, какой счастливой она чувствовала себя рядом с ним. Однако Клеменси не улыбнулась.
