Элис покраснела и опустила глаза. Она была горничной Фионы все десять лет ее замужества и хорошо знала, как редко барон делил постель со своей супругой.
— Почему вы не попросите Господа направлять вас?
Фиона покачала головой:
— Я не могу оставить Спенсера на произвол судьбы. Риск слишком велик. Для всех нас, но особенно для некоторых невинных младенцев. Эван Гилрой своей жизнью показывает, как нелегка доля незаконнорожденного человека.
Осторожно сняв с огня котелок, Фиона поставила его на пол под окном. Элис заглянула внутрь и была удивлена, как мало в нем оказалось зелья, но Фиона знала, что этого будет достаточно.
Перелив несколько чайных ложек отвара в чашку, она подула на него, чтобы немного остудить, и все под неодобрительным взглядом Элис.
Потом, неожиданно почувствовав укол сожаления, Фиона поднесла чашку к губам и залпом выпила содержимое.
После вечерней трапезы Гэвин остался в большом зале. Его внимание привлекла группа женщин, собравшихся у камина. Среди них была и Фиона с клубком шерсти в руках. Если быть точным, она сидела не рядом со всеми, а немного поодаль. Явный изгой. Рядом с ней была ее горничная, и если бы не она, Фиона казалась бы полностью изолированной.
Закинув руки за голову, Гэвин выпрямил ноги и потянулся. В этот момент он увидел, что рядом с Фионой сидел лохматый пес.
Он лежал у ее ног и наверняка крепко спал, хотя явно считал себя защитником Фионы.
— Мне надо поговорить с вами на деликатную тему, милорд. Это касается леди Фионы, — к Гэвину подошел Хэмиш.
Гэвин взглянул на дворецкого. После тяжелого дня он был не в настроении выслушивать жалобы, но долг лэрда прежде всего.
— Да?
Хэмиш откашлялся:
— Нашим женщинам она не нравится.
Гэвин повернул голову, чтобы удостовериться, что их никто не слышит, и сказал:
— Это не имеет значения. Важно то, что леди Фиона нравится мне.
— Простите меня, милорд. Конечно же, ваши желания — это все, что имеет значение.
Гэвин махнул рукой, отсылая дворецкого. Хэмиш повернулся, но остановился в нерешительности.
— Говори, — приказал Гэвин. — Тебе явно надо что-то сказать, чего скорее всего я не хочу знать. Но ты считаешь, что я должен это услышать.
— Женщины замка жалуются, что леди Фиона вмешивается в распорядок дня. Она настаивает на том, чтобы помогать в домашних делах, и это вызывает у всех возмущение.
— С каких это пор работать — это преступление? Мне кажется, служанки должны быть благодарны за помощь или хотя бы оценили усилия леди Фионы.
Хэмиш тяжело вздохнул:
— Это же женщины, милорд.
— Полагаю, ты хочешь, чтобы я поговорил об этом с леди Фионой?
— Если вы считаете, что так будет лучше, — смиренно ответил дворецкий.
Гэвин побарабанил пальцами по столу. Ох уж эти бабы! Могут создать проблему на пустом месте.
— Скажи всем — если они предпочитают, чтобы я попросил леди Фиону перестать трудиться вместе, она по моему приказу будет вести себя как избалованная благородная леди, которой придется прислуживать.
Лицо Хэмиша расплылось в улыбке.
— Хорошо, милорд. Мне доставит огромное удовольствие передать служанкам ваши указания.
Фиона ожидала, что у нее начнутся судороги и головные боли, которые обычно сопровождают месячные, но она к полному упадку сил не была готова. Она надеялась отвлечься на какое-нибудь занятие, но у нее закрывались глаза, и она просто не видела нитку шерсти, которую сучила. Больше всего ей хотелось добраться до спальни и лечь в постель. Остаться одной и страдать в тишине, ни о чем не думая. Но никто не мог покинуть зал без разрешения графа, а просить его у Фионы настроения не было.
— Может, пойдем, миледи? — услышала она голос Гэвина. Она даже не слышала, как он подошел. Обрадовавшись, что может уйти, Фиона встала, и Гэвин взял ее за руку.
К тому моменту, когда они поднялись наверх, Фиона почувствовала, что ноги стали ватными и она упадет, если сделает еще один шаг. Она быстро пожелала Гэвину доброй ночи и уже взялась за ручку двери в свои покои, когда ее остановил его голос:
— Куда это ты собралась?
— Спать, — устало пробормотала Фиона, оборачиваясь. Судя по недовольному голосу, можно было себе представить, какое хмурое у Гэвина лицо. — Я совершенно без сил.
— Почему ты идешь к себе?
Закрыв глаза, Фиона прислонилась к двери.
— Я не могу… то есть, я хочу сказать, мне сегодня надо остаться одной. И завтра, и послезавтра, — добавила она.
— Фиона, что случилось?
«О Боже! Ты что, дурачок?» Ведь уже был женат, так что обязан все знать. Фиона повернулась и посмотрела Гэвину в глаза, надеясь, что до него дойдет. Или по крайней мере поймет намек и оставит ее в покое. Но Гэвин по-прежнему смотрел на любовницу с недоумением.
— Это мои женские дни, Гэвин, — простонала Фиона. Ей было так плохо, что не было сил деликатничать.
— Мне все равно. Ложись в мою постель.
Фиона обернулась. У нее раскалывалась голова.
— Это невозможно, — настаивала она.
— Я никогда не считал, что в это время женщина становится нечистой. Такова ее природа. Почему это так ужасно?
— Такова доля женщины — страдать в одиночестве.
— У тебя боли?
Она побледнела:
— Я… в общем… я не могу обсуждать это с вами.
— Я пошлю за твоей горничной. А теперь пойдем в мою опочивальню.
Спустя несколько минут пришла Элис с ночной рубашкой, тазом теплой воды и другими принадлежностями. Гэвин отвернулся к окну. Но как только горничная удалилась, он сразу же подошел к кровати.
— Повернись на бок, Фиона.
Приподняв угол влажной салфетки, которую Элис положила ей на лоб, Фиона посмотрела на него в упор.
— Вы сошли с ума?
— Я не животное, — сказал Гэвин, чувствуя себя оскорбленным. — Делай, что говорю.
Фиона поняла, что от спора она еще больше обессилеет и у нее разболится голова. Она повернулась — лицом к стене и услышала, как он тихо засмеялся, а потом почувствовала его руки у себя на спине, а затем на плечах. Массаж был нежным, но сильным, и она начала расслабляться.
Уже засыпая, Фиона почувствовала, как Гэвин поцеловал ее в шею, а потом проложил губами дорожку к мочке уха.
— Гэвин, — пробормотала она.
— Шш. Я просто говорю «спокойной ночи». И все же я не хочу, чтобы ты считала меня слишком благородным и способным лишить себя шанса получить удовольствие.
