Под взглядом его серых глаз Хедли Суэйн принялся нервно моргать.
– А-а… не думаю, чтобы мы были знакомы, милорд.
Мартин холодно улыбнулся:
– Не совсем. Видите ли, ваша репутация бежит впереди вас. Думается, некоторое время тому назад мы совсем немного разминулись в Сомерсете. Не так ли?
Уловив намек, скрывавшийся за этими вежливыми словами, Хедли Суэйн вытаращил глаза. Он побледнел, потом покраснел.
– Э-э… а-а…
Глаза Мартина сделались стальными.
– Именно так.
Хелен с удовлетворением наблюдала за ними. Судя по всему, за ее похищением действительно стоял Хедли. Потом музыканты начали играть следующий танец – вальс.
Не сводя глаз с Хедли Суэйна, Мартин улыбнулся, однако в его учтивой улыбке откровенно проглядывало зловещее предупреждение.
– Полагаю, этот танец мой, миледи. Мистер Суэйн. – Кивнув злополучному фату, Мартин уверенно обхватил талию Хелен, которую несколько удивило, какими настойчивыми и властными были его руки.
Обескураженная тем, что ее лишили возможности должным образом попрощаться с мистером Суэйном, несмотря на всю несносность этого джентльмена, Хелен все же не могла пенять на это. Вальсировать с Мартином было райским удовольствием, и она не собиралась терять ни одного момента этой радости из-за кого-то столь незначительного, как фат по имени Хедли Суэйн.
– Он докучает вам?
Подняв глаза, Хелен обнаружила хмурый взгляд устремленных на нее серых глаз. Докучает… Хедли? Она пожала плечами:
– На самом деле он совершенно безобиден.
– Настолько безобиден, что похитил вас.
На этот раз Хелен вздохнула:
– Не стоит волноваться из-за него.
– Смею вас уверить, что меня волнует вовсе не Хедли Суэйн.
Хелен посмотрела на Мартина и почувствовала, что не может отвести взгляд. У нее перехватило дыхание, пульс участился.
– Вы слишком беспокоитесь, милорд, – шепнула она, с трудом отводя глаза в сторону.
В ответ Мартин сжал губы и промолчал. Его так и подмывало приказать ей избегать Хедли Суэйна, но пока его юрисдикция не простиралась так далеко.
Несмотря на то что Мартин не высказал своего требования, Хелен поняла его намерения. Когда музыка умолкла, лишив ее возможности и дальше пребывать в блаженном состоянии в объятиях Мартина, она почувствовала себя расстроенной. Разговор о Хедли отвлек ее, а теперь их вальс – последний вальс в этот вечер – закончился.
Однако остаток вечера она провела, ужиная в компании графа Мертона. Хелен оставила попытки убедить себя в том, что Мартин говорил несерьезно. Он умел быть абсолютно серьезным, когда хотел, и в отношении ее вел себя вполне определенно. Было просто невозможно ошибиться в намерениях джентльмена, который демонстративно давал понять, что бывает на светских торжествах только ради того, чтобы ухаживать за женщиной. Будучи этой самой женщиной, Хелен нервничала, как никогда прежде.
Первый раз в жизни она влюбилась. И первый раз в жизни стала объектом любви. Хелен успокаивала себя тем, что именно новизна приводила все ее чувства в восхитительное замешательство, стоило лишь ей услышать голос Мартина. Наверняка со временем это должно пройти. Однако в ее сознание закралось тревожное подозрение, что это не пройдет и что на самом деле ей совсем не хочется, чтобы это прошло. Со временем уверенность в этом только крепла.
Истина заключалась в том, что Хелен так до конца и не могла поверить в то, что все происходящее с ней – правда. Ей не верилось, что радуга, появившаяся на горизонте ее жизни, не исчезнет со следующим рассветом. Она давно убедила себя в том, что ей суждено прожить без любви. И теперь, когда любовь явилась перед ней на золотом блюдечке, это превзошло все ее ожидания. Хелен Уолфорд никогда не чувствовала себя такой счастливой.
Примириться с внезапной переменой в ее жизни оказалось непростой задачей, еще больше осложнявшейся постоянным присутствием Мартина и сбивавшим ее с толку взглядом его серых глаз. Когда ее карета, постукивая колесами по мостовой, доставила Хелен домой к одинокой постели, она села и, вздохнув, обратилась к небесам с немой молитвой: «Прошу тебя, Господи, пусть на этот раз все будет по-другому. И пусть на этот раз судьба будет ко мне добра. Чтобы на этот раз мои мечты не рассыпались в прах, и я, наконец, стала такой же счастливой, как Доротея».
Почувствовав легкую дрожь, Хелен закрыла глаза и пожелала, чтобы все сбылось.
Дэмиан Уиллисден вернулся в столицу на следующий день. Серьезные финансовые затруднения заставили его на время уехать в деревню к приятелю. С намерением найти подходящую компанию, чтобы наверстать упущенное время, Дэмиан отправился в стрелковый клуб Мэнтона. Но вместо этого он наткнулся на своего брата.
Широкие плечи, обтянутые прекрасно сшитым сюртуком тончайшего сукна, исключали возможность ошибки. Мартин пришел пострелять в компании друзей.
Сообщая ему о том, что Мартин вернулся целым и невредимым и занят принятием наследства, мать была против обыкновения немногословна во всем, что касалось нового графа. Дэмиан воспринял это как очередное проявление ее всем известного равнодушия к Мартину и ко всем его делам. Он даже больше, чем мать, жил в уверенном ожидании того, что его опрометчивый старший брат позволит себя убить, оставив титул ему. То, что Мартин все еще жив, стало тяжелым ударом. И для Дэмиана, и для его кредиторов.
Очередной сюрприз поджидал его, когда он обратился к брату за помощью. Разговор, состоявшийся через несколько дней после возвращения Мартина, убедил Дэмиана в том, что, пока Мартин жив, ему едва ли удастся попользоваться его щедротами. Его воспоминания о брате можно было назвать в лучшем случае туманными. Их разделяла разница в десять лет, и они никогда не были близки. Однако Дэмиан смутно надеялся, что легко сможет убедить брата, которого считал немного туповатым и который провел столько лет в заморских колониях, поделиться с ним наследством. Вместо этого разговор получился крайне неприятным и надолго отбил у него желание морочить Мартину голову.
Дэмиан успокаивал себя тем, что люди, подобные Мартину, обречены умирать молодыми. Это всего лишь вопрос времени.
Наблюдая, как рука, твердо державшая один из знаменитых пистолетов Джозефа Мэнтона, целилась в самый маленький кружок из тех, что предлагались в клубе в качестве мишени на расстоянии двадцати шагов, Дэмиан размышлял, что, скорее всего, такое мастерство необходимо для поддержания статуса великосветского повесы, которым так гордился его брат. Раздался выстрел, дым рассеялся. В самом центре кружка появилась маленькая дырочка с обуглившимися краями. Когда с поздравлениями к брату вышел сам Мэнтон, Дэмиан понял, что ему остается надеяться только на то, что жизнь Мартина оборвет какой-нибудь оскорбленный муж.
Отвернувшись от Десборо и Фэншоу, чтобы положить пистолет, Мартин увидел входящего в дверь Дэмиана. Он кивнул и, с недовольным видом глядя на приближающегося брата, не смог сдержать скептической понимающей улыбки. Заметив его улыбку, Дэмиан помрачнел. Мартин почувствовал, как его собственное лицо стало жестче. Строго говоря, в том, как выглядел Дэмиан, не было ничего отталкивающего. Его сюртук, хоть и не из самой лучшей ткани, был хорошо скроен. То же самое относилось к его бриджам и сапогам. Раздражение вызывало его поведение. К своим двадцати четырем годам ему следовало бы достичь зрелости и набраться ума. Однако нахальство Дэмиана, вкупе с его уверенностью в том, что семья при любых обстоятельствах обязана оплачивать его непомерное мотовство, убедили Мартина в незрелости Дэмиана.
