И ей больно.
– Слезь с меня! – Джесси наконец нашла в себе силы толкнуть его в плечо. Это по крайней мере заставило его поднять голову.
– Слезть с тебя? – В его тоне проскользнуло любопытство, словно он не вполне поверил тому, что услышал.
– Да, – прошипела она, – слезь с меня!
Стюарт послушно перекатился на бок. Приподнявшись на локте, он смотрел, как она резко села. К ужасу Джесси, лунный свет, вливающийся через маленькое окошко, давал достаточно освещения, чтобы разглядеть, что она снизу по пояс голая. Ее живот и ноги бледно мерцали в темноте, подчеркиваемые темным треугольником между бедер.
Вспыхнув, она рывком натянула рубашку и халат, закрутившиеся вокруг талии, и наконец привела себя в приличный вид. Затем, несмотря на подгибающиеся колени и дрожащие бедра, которые словно превратились в желе, она попыталась встать на ноги.
– Эй, эй!
Стюарт остановил ее, обхватив рукой за талию. Он потянул ее снова вниз, затем сел и вгляделся в ее лицо. Джесси сердито отвернулась от него. Длинные пальцы скользнули под подбородок и повернули ее лицо к нему.
– Не прикасайся ко мне!
Нетерпеливым жестом Джесси отбросила его руку. Секунду спустя один длинный палец вернулся, дотрагиваясь до ее щеки, скользя по влажной дорожке, оставленной предательской слезой.
– Я сказала, не прикасайся ко мне!
– Я сделал тебе больно. – Он сказал это таким тихим голосом, что Джесси едва расслышала. В нем звучало раскаяние, но она была сейчас не в том настроении, чтобы ее заботило, сожалеет он сейчас или нет. Она отдала ему себя безоговорочно, а он причинил ей физическую боль! Это место между ног все еще болезненно пульсировало.
– Да, ты сделал мне больно. Конечно, ты сделал мне больно! Ты… ты сунул это… эту штуку в меня!
Несмотря на темноту, она уловила слабый проблеск улыбки. Потом она испарилась. Он взял ее руку и поднес к своим губам. Джесси попыталась вырвать руку, но он не отпустил.
– Джесс, Джесси… – Он прижал ее ладонь к своим губам, затем нежно поцеловал каждый пальчик. Джесси была слишком истощена умственно и физически, чтобы вступать в борьбу, которая, как она догадывалась, потребуется, чтобы освободить руку. Поэтому она сидела, сверля его гневным взглядом, пока он играл с ее пальцами. – Поможет, если я скажу, что мне жаль?
– Нет!
– Я так и думал.
Стюарт вздохнул. Отпустив ее руку, он застегнул брюки, отодвинулся и уперся спиной в стену. Затем, не успела Джесси понять его намерений, обхватил ее за талию и притянул к себе на колени.
– Пусти меня!
– Через минуту. Сиди тихо, Джесси. Я не сделаю тебе больно.
– Несколько поздновато обещать это, не так ли? – Тонкое искусство презрительно усмехаться давалось ей все легче и легче.
– Ты позволишь мне объяснить?
– А что тут объяснять? Ты… мы… распутничали, и теперь все закончилось, и я хочу пойти в дом.
– Мы занимались любовью, – тихо поправил он.
Джесси фыркнула. Стюарт пожал плечами. Она почувствовала движение его плеч мышцами спины, прижимающейся к его груди. Ее теперь уже скромно прикрытый зад уютно устроился на той его части, которая причинила ей боль, ноги свешивались с его ног. Это поза была бы удобной, если бы он не удерживал ее на месте, сжимая запястья скрещенных на груди рук.
– Возможно, это ты распутничала, – проговорил он ей на ухо, – а я занимался любовью.
– Любовью! – презрительно фыркнула она.
– Любовью. Я люблю тебя, Джесси.
– Ха!
Последовало секундное молчание. Затем, к изумлению Джесси, Стюарт усмехнулся. Усмешка прозвучала несколько мрачновато, но тем не менее это, несомненно, была усмешка.
– Знаешь ли ты, сколько женщин – взрослых, искушенных, очень красивых женщин – мечтали услышать от меня это? Но я впервые в жизни открываю свою душу перед «зеленой» девчонкой, и что говорит объект моей страсти? «Ха!»
– Я тебе не верю!
– Зачем мне лгать?
– Чтобы заполучить меня… ну, ты знаешь… снова.
На этот раз он рассмеялся вслух. Несмотря на то что он удерживал ее запястья, она умудрилась отплатить за этот выводящий из себя смех тычком в ребра.
– Ох!
– Прекрати смеяться!
– Ох, Джесси, я не смеюсь. По крайней мере не над тобой. Пожалуйста, будь добра, хоть на секунду задумайся своей умной головкой и ответь мне вот на что: если все, что я хотел, – это… пораспутничать, пользуясь твоим словом, думаешь, я не нашел бы себе услужливых, жаждущих доставить мне удовольствие партнерш? Ты прелестна, дорогая, но обычно мои пристрастия не распространяются на желторотых цыплят.
– Я не желторотый цыпленок!
– Ты солгала мне, когда сказала, что любишь меня? Может, ты просто хотела использовать меня для… ну, ты знаешь.
Теперь он поддразнивает ее. Как он может смеяться после того, что только что сделал?
– Это не смешно!
– Вся эта проклятая ситуация не смешна. Джесси, ты сказала, что любишь меня. Это правда?
Каждое травмированное нервное окончание в ее теле требовало сказать «нет», но Джесси обнаружила, что, сидя у него на коленях, как сидела она, и слыша его теплый, волнующий голос, она не может солгать.
– Да! – Слово прорвалось сквозь стиснутые зубы.
– Если ты любишь меня, то почему не веришь мне, когда я говорю, что люблю тебя? – В его голосе звучало искреннее удивление. Джесси нетерпеливо поерзала у него на коленях, только чтобы обнаружить, что он ее крепко держит. На минуту она почти забыла, что он насильно удерживает ее, настолько ей было уютно…
– Потому что ты такой… такой… – Джесси смешалась и умолкла. Невозможно словами описать то, какой Стюарт.
– Какой такой? – Он не собирался оставить это. Ладно. Она скажет ему. Она выскажет ему все без утайки, и пусть тогда утверждает, что любит ее. Хоть он и назвал ее желторотым цыпленком, она не настолько наивна, чтобы поверить, что такой мужчина, как Стюарт, может влюбиться в такую ничем не примечательную, сумасбродную девчонку из долины Язу. Без сомнения, его отвратительные мужские порывы заставили его распутничать с ней, и он пытается облегчить ее страдания, облекая в красивые слова то, что произошло между ними.
В этом нет необходимости. Как бы неприятно это ни было, она предпочитает услышать правду, а не утешающую ложь.
– Такой красивый, и такой умный, и такой… такой обаятельный, и…
– Прекрати, Джесси. Ты лишишь меня мужского достоинства. – Несмотря на поддразнивающие нотки в его голосе, у нее возникло ощущение, что он говорит серьезно. Затем он продолжил: – Даже если все это правда, то почему я не могу любить тебя?
