12
12 октября 1995 года
Омытая утренней росой, сочная трава искрилась в лучах восходящего солнца, когда Молли шла по дорожке к конюшне номер пятнадцать. В прохладном хрустящем воздухе витали запахи навоза и древесных опилок. Аккуратно подстриженные живые изгороди из бирючины, окантованные густыми кустами золотистых хризантем, создавали затейливый лабиринт, по которому можно было добраться с конюшен на беговые дорожки и пройти дальше, к трибунам ипподрома.
Сооруженный в тридцатые годы нынешнего столетия из серого известняка, безупречно отделанный, Кинленд был одним из красивейших ипподромов в мире. Раскинувшийся на территории в девятьсот акров, окруженный высокой, в три фута, увитой плющом каменной стеной, он официально величался, по европейской традиции – Кинлендским ипподромом, а не треком, как это повелось у американцев. На территории запрещалось размещение афиш и вывесок, и это был, пожалуй, единственный в мире крупный ипподром, не имевший справочной службы. Это сделали умышленно: таким образом подчеркивалась эксклюзивность заведения. Предполагалось, что посетители Кинленда – люди не случайные и могут самостоятельно, без помощи консультантов, разобраться во всех тонкостях скачек.
Собственно, как на то и было рассчитано, Кинленд источал аромат аристократизма и старинных состояний.
Возможно, не столь известный, как ипподром Черчилл-Лаунс, Саратога или Бельмонт, Кинленд тем не менее был местом изысканным и тщательно оберегаемым от посторонних глаз. Даже в столь ранний час мужчины, завтракавшие на террасе, выходившей на беговые дорожки, были одеты в синие блейзеры и погружены в копии сводок о результатах скачек. Несколько женщин, присутствовавших за завтраком, были одеты поярче, однако так же стильно и дорого, соответственно негласному кодексу манер, принятому в подобном заведении. Для этой публики не существовало экстравагантных платьев и огромных шляп.
Тренер-наездник, оседлав беспокойного жеребца, направил его рысью к овальному треку. Молли отступила в сторону, пропуская лошадь и всадника. Жеребец – скорее по глупости, нежели от злости – вдруг попытался лягнуть ее задним копытом, но был резко одернут наездником. Молли увернулась от удара и невозмутимо проследовала дальше. Как и всем конюхам, ей не раз доставалось от лошадей, и она к этому привыкла. Непредсказуемость животных Молли воспринимала как данность.
Топот копыт, раздавшийся неподалеку, подсказал, что ее подопечные уже вышли на беговые дорожки. Было семь утра, и утренняя разминка лошадей была в самом разгаре.
– Доброе утро. – Охранник в форме взглянул на пропуск, приколотый к серому свитеру Молли.
Этот новичок был ей не знаком. Кивнув, она прошла на территорию конюшен.
Выкрашенные в белый цвет конюшни были разбросаны среди деревьев. Возле конюшни номер пятнадцать стояли два восьмиместных трейлера для перевозки лошадей и грузовик, принадлежавший фирме по уходу за газонами. Марта Бейтс, еще один конюх Уайландской фермы и подруга Молли, вела Табаско Соуса на лужок. Внимание ее было целиком приковано к жеребцу, который слыл буйным, так что Молли она поприветствовала, рассеянно махнув рукой.
Молли испытала такое чувство, будто и не отлучалась отсюда вовсе.
В конюшне было тихо, если не считать приглушенного топота копыт находившихся в стойлах лошадей. Здесь царила идеальная чистота, просторное помещение блестело свежей белой краской. Тяжелые раздвижные двери обеспечивали доступ к конюшне с двух сторон. Сейчас была приоткрыта лишь одна, боковая, дверь, к которой и подошла Молли. Тридцать два стойла располагались в два ряда, и разделяла их аккуратная дорожка из дерна. К стенке каждого стойла была прикреплена пластинка с кличкой обитателя. Возле каждого третьего стойла стояли бочонки с темно-фиолетовыми хризантемами. В конюшне пахло древесными опилками, дезинфицирующим средством и лошадьми.
Молли сделала глубокий вдох – своего рода неосознанный ритуал. Запах конюшни был для нее знакомым и желанным, как запах родного дома.
Росарио Аргуэлло, старший конюх Уайландской фермы, что-то нашептывал себе под нос, когда показался прямо из стойла возле входа в конюшню. Молли заглянула в приоткрытую дверь.
– Эй, Рози, где мистер Симпсон? – спросила она. Смуглый и худощавый аргентинец, когда-то надеявшийся стать жокеем, Рози был, пожалуй, еще более верным, нежели Марта, другом Молли. Он посмотрел на дверь, и глаза его округлились, когда он увидел, кто его спрашивает.
– Молли! – воскликнул он на своем ломаном английском и, отбросив вилы, направился к ней. – Черт возьми, Молли, что ты творишь? Как посмела уйти, оставив нас? Вот так запросто? Даже не простившись?
Молли улыбнулась, когда он схватил ее за плечи и грубовато, по-мужски, обнял. Сорокалетний Рози имел жену, четверых детей и никаких грязных помыслов. В течение всех семи лет их знакомства он относился к Молли исключительно по-приятельски, и она это ценила.
– Ну как себя сегодня чувствует мистер Симпсон? – спросила Молли. В ее вопросе скрывайся намек на непредсказуемость шефа, который частенько пребывал в миноре.
Рози намек понял и многозначительно закатил глаза.
– Плохо, да? – Молли скорчила гримасу. – Вот это удача.
– Леди Валор сегодня утром захромала.
– О нет!
Родившаяся на Уанландской ферме, Леди Валор была одной из подопечных Молли. Молли ухаживала за двухлетней кобылкой с самого ее рождения и питала к ней особую слабость.
– Думаю, мистер Симпсон сейчас с ней, – крикнул Рози вдогонку, поскольку Молли уже поспешила прочь.
Проходя мимо других конюшен, она заметила, что стойла в большинстве своем пустовали. Лошади были на беговом поле. В стойле по соседству с тем, в котором обитал Табаско Соус, лежала, подобрав под себя ноги, Офелия. Завидев Молли, ослица поднялась, навострив мохнатые заячьи ушки. Она явно ждала сладкого корма, с которым у нее ассоциировалось присутствие Молли.
– Потом, Офелия, – пообещала Молли и устремилась дальше.
Стойло Леди Валор находилось в одной из дальних конюшен. Симпсон – в рабочих брюках цвета хаки и голубой форменной рубашке на пуговицах с засученными рукавами – и ветеринар Херб Мотт суетились в стойле возле кобылицы. Густые седые волосы Симпсона, обычно аккуратно уложенные, сейчас были взъерошены. Семидесятилетний худощавый доктор Мотт стоял на коленях и массировал ногу Леди Валop, а Симпсон склонился над ним, заглядывая ему через плечо. Энджи Арчер, молоденькая разносчица горячих закусок, которую, как предположила Молли, взяли на ее место, стояла у головы лошади. Леди Валор прядала ушами. Молли была знакома эта повадка. Несмотря на свой прелестный облик, Леди Валор кусалась.
– Могу я помочь? – Не дожидаясь ответа, Молли вошла в стойло и кинулась к лошади.
Кобылица приветствовала ее тихим ржанием и кивком головы. Энджи, узнав Молли, с явным облегчением уступила ей место. Заметив следы укусов на крепкой руке брюнетки, Молли едва удержалась от улыбки. Проявления недовольства Леди Валор были весьма болезненны.