Слава тебе, господи.
Она отперла дверь. Уэлч распахнул ее, и холодный сырой воздух проник внутрь. Алекс перелезла через спинку и рухнула на пассажирское сиденье, дрожа, как желе на блюде.
– Соскучились по мне? – спросил Уэлч, слегка улыбаясь и глядя на ее белое как мел лицо. Вода ручьями стекала с его накидки и скапливалась на полу. Джо откинул капюшон. Волосы его были сухими; но на лице блестели капли дождя.
– О боже, – едва дыша, откликнулась она, когда Уэлч снова сунул фонарик в «бардачок». – Вы… Там был?..
Он задом подал машину на подъездную аллею.
– Никого. Ни следа того, что в доме был кто-то чужой. И никаких признаков пожара. Парадная дверь открыта. Наверно, вы оставили ее незапертой.
– Да, но…
Джо поднял руку, не дав ей договорить.
– Дайте закончить. – Добравшись до дороги, он повернул и поехал в прежнем направлении. – Черный ход заперт. Я поднялся на второй этаж. На галерее никого не было. Ведущая на нее дверь заперта изнутри. Все двери спален – нараспашку, а в середине коридора второго этажа лежит бронзовая статуэтка женщины приличных размеров. Думаю, она вас и стукнула.
– Он мог воспользоваться ею.
– Алекс, радость моя, в деревянных гнездах по обе стороны зеркала стоят две одинаковые статуэтки. Парные. Когда вы споткнулись о край дорожки и упали лицом вперед, то ненароком свалили фигурку, и она ударила вас по голове. Без всякой помощи со стороны.
Алекс уставилась на него. Протяжное «радость моя» и чуть покровительственный тон говорили, что Джо объясняет происшедшее сочетанием несчастного случая и собственного буйного воображения.
– Я не сумасшедшая и не страдаю болезненными фантазиями! – решительно заявила она. – Даже если статуэтка упала сама по себе, то чье дыхание разбудило меня? И кто только что стоял на галерее?
– Вы уверены, что кого-то видели? – мягко спросил Уэлч. К этому времени они добрались до шоссе, и Джо свернул налево. Они ехали по пустынной двухрядной магистрали под мерный аккомпанемент «дворников». – Сегодня у вас был чертовски трудный день, не правда ли?
Это было явное преуменьшение. У Алекс вдруг отчаянно заболела голова, но теперь уже совсем от других причин. Она уволила сидевшего рядом человека, у которого не хватило достоинства смириться с этим; ее жених объявил, что женился на другой; сестру исключили из школы. И наконец, кто-то забрался в ее комнату, когда она спала мертвым сном. «Дальше ехать некуда», – мрачно подумала она.
– А вы сами что думаете? – свирепо спросила Алекс. Они уже добрались до цивилизованных мест; это было заметно по неоновым вывескам. Слева горела реклама «Уол-Март», справа одна за другой – вывески бензоколонки «Торнтон» и мотеля под названием «Дикси-Инн». Затем тянулась вереница уличных фонарей. Судя по всему, в городе электричество было, в отличие от деревни. Впрочем, возможно, теперь его включили и там.
– Только одно. Когда я проверял дом, там никого не было. – Он искренне забавлялся. – Не злитесь. Готов признать, что таинственный незнакомец мог спрятаться, сбежать через черный ход и запереть за собой дверь. Или что-нибудь в этом роде.
– Да замолчите! – с досадой сказала она. Все было логично. Но она видела человека на галерее, ошибиться было невозможно. И дыхание в спальне тоже ей не почудилось.
Или почудилось?
Было только три возможных объяснения: галлюцинация в результате сочетания снотворного, нервного напряжения и удара по голове; реальное вторжение в спальню человека, который потом вышел на галерею; ну и вмешательство потусторонних сил. Иначе говоря, паранормальные явления.
– Джо, – неохотно спросила она, – вы верите в… привидения?
– Гм-м… – протянул Джо. – Вы имеете в виду призрак вашего отца, не так ли?
– Звучит глупо, правда? – Эта мысль, облаченная в слова, действительно показалась ей дурацкой.
– Не так уж. – Уэлч посмотрел на нее. – Когда мне было двадцать лет, мои мать и сестра погибли в автокатастрофе. – Голос Джо звучал так небрежно, словно они говорили о погоде.
Теперь Уэлч смотрел вперед, следя за дорогой. Его чеканный профиль был хорошо виден в свете уличных фонарей. Только чуть вздрагивающий уголок рта говорил о том, что эта тема для него болезненна.
– После этого они несколько месяцев являлись мне во сне. Приходили в мою спальню почти каждую ночь. То моя мать, то Кэрол, то обе вместе и разговаривали со мной, говорили, что им хорошо и что я не должен о них горевать. Если это был сон, то удивительно реальный. В конце концов, я примирился с их потерей, и они перестали приходить. Теперь я думаю, что таким образом мой мозг пытался привыкнуть к их смерти. Должно быть, это очень распространенное явление.
– Ох, Джо, – тихо сказала Алекс, тронутая тем, что он поделился с ней чем-то очень личным. – Мне ужасно жаль.
Уэлч покосился на нее.
– Это было много лет назад. Я давно успокоился, но знаю, что чувствует человек в первые недели и месяцы после смерти близких. Поверьте, я последний человек на свете, который стал бы смеяться над привидениями.
Он свернул на автостоянку.
– Вот мы и приехали.
Оглянувшись, Алекс увидела вывеску «Больница «Три-Каунти». Высокие фонари по краям стоянки освещали контуры одноэтажного здания. Джо заехал под бетонный козырек и остановился. Дождь внезапно прекратился, и в этом было что-то пугающее. В здании из желтого кирпича с двойной стеклянной дверью горел яркий свет. Над дверью было написано: «Приемный покой».
– Сейчас о вас позаботятся, – сказал Джо, вылезая наружу. Когда он подошел с другой стороны, Алекс уже открыла свою дверь, собираясь выйти. Презрев ее попытку передвигаться на своих двоих, Джо взял Алекс на руки и внес в приемную.
Глава 16
На следующее утро Алекс неохотно проснулась и, не открывая глаз, перевернулась на другой бок. Первые несколько секунд ею владела смутная тревога. Она сидела в библиотеке Уистлдауна, разговаривала с отцом по телефону, и он пытался сообщить ей что-то очень важное. Но было плохо слышно, а потом связь и вовсе прервалась. Это воспоминание заставило Алекс нахмуриться. Сейчас она проснется и перезвонит ему. Но возвращение к действительности развеяло эту мечту. Алекс овладела привычная скорбь, окутала ее, как пуховое стеганое одеяло, и потащила вниз. Отец мертв. Прерванный разговор с ним – всего лишь сон. Она больше никогда не поговорит с ним. Вчера Пол женился на другой.
О боже, это невыносимо. За что столько страданий одному человеку?
Алекс немного полежала, тщетно надеясь уснуть снова. Встать и вновь столкнуться с окружающим миром было выше ее сил: она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Ее парализовала душевная боль. И все это длится пять недель, пять долгих недель. Она, конечно, знала, что может двигаться. Может жить. Для этого нужно только дышать. Вдох – выдох. Вдох – выдох.
