При мысли об этой «физзарядке» Джо улыбнулся, наклонил голову и нежно поцеловал Алекс в губы.
– Джо? – сонно пробормотала Алекс, приоткрыла один глаз и посмотрела на него.
– Мне нужно проверить лошадей, – улыбаясь, сказал он. – Еще только шесть часов.
Она что-то пробормотала и закрыла глаза. Джо не успел встать, а Алекс уже снова уснула.
Продолжая улыбаться, Джо оделся и вышел во двор. Он проведал лошадей, а потом через поле зашагал к дому отца. Было начало восьмого, слишком рано, чтобы будить человека, который наверняка будет мучиться похмельем, но пусть отец пеняет сам на себя. Вчерашний вечер стал той соломинкой, которая ломает спину верблюда; с пьянством Кари нужно было что-то делать.
И с Али тоже. Али. Сын, о котором Джо думал, что знает его как самого себя. Видимо, напрасно.
Разочарование в сыне, которого он любил больше жизни, ранило сильнее, чем можно было себе представить.
Теперь он будет думать о своем ребенке по-другому.
Джо достал ключ, вошел в дом отца и сразу отправился на кухню варить кофе. Для себя. Отцу нужно будет что-нибудь покрепче: это мерзкое пойло. Скривив рот, Джо вынул из бара бутылку «Дикого индюка» и щедро плеснул в стакан. Он хорошо знал дозу, которая поможет отцу превратиться из трясущейся старой развалины в относительно разумное человеческое существо; он изучил этот противопохмельный ритуал с детства.
Джо взял стакан и пошел в отцовскую спальню.
– Эй, папа!
В комнате так разило перегаром, что на мгновение Джо застыл в дверях. Потом он пришел в себя, поставил стакан на тумбочку, подошел к широкому окну и раздвинул шторы. В комнату ворвался свет. Джо открыл окно, чтобы немного проветрить. Иначе здесь можно было задохнуться.
– Эй, папа! Проснись!
Сев на край кровати, он потряс Кари за плечо – не грубо, но и не слишком бережно. Накануне Джо раздел его до трусов. Отец лежал на животе, открыв рот, и храпел так, что дрожали стекла.
– Папа!
– Что, Джо? Что? – Кари приоткрыл глаза. Увидев сына, он быстро замигал, затем опустил веки и простонал:
– Голова… Кто открыл эти чертовы шторы?
– Я. Проснись, папа. Нам нужно поговорить.
– Какого черта, сын? Кто-нибудь умер? – Кари снова застонал и перевернулся на спину. Как и сам Джо, он был очень волосат, но волосы на груди Кари были такими же седыми, как и на голове. Джо заметил и другие приметы старости. Жилистую, как у индюка, шею, отвисшую кожу. Хотя Джо злился на отца, эти признаки увядания опечалили его.
Он всегда любил старого буяна.
– Сядь и выпей. – Его голос звучал чуть менее резко, чем обычно.
– Ты принес мне лекарство?
– Да.
«Папиным лекарством» они издавна называли порцию спиртного, которую Кари неизменно требовал по утрам после вечернего возлияния. Этот эвфемизм вызвал у Джо болезненные воспоминания о детстве. Он помрачнел.
– О боже…
Кари со стоном приподнялся, оперся на изголовье кровати и взял протянутый Джо стакан. Но его рука дрожала так, что Джо пришлось придержать стакан и поднести его ко рту отца. Кари небольшими жадными глотками проглотил содержимое, поперхнулся, закашлялся и откинулся на изголовье, пытаясь отдышаться. Тем временем Джо поставил стакан на тумбочку.
– Под душ, – жестко сказал он, схватил отца за руку и потащил его с кровати.
– Слушай, мне так плохо. Джо, уйди, а?
Джо закинул руку шатавшегося отца себе на шею и силой повел его в ванную комнату. Там он помог Кари залезть в ванну. Отец стащил с себя трусы и бросил их на пол, продолжая честить сына на все корки и умоляя о пощаде. Ничуть не тронутый, Джо вынул из держателя ручной душ, включил холодную воду на полную мощность и направил струю на отцовскую макушку.
Когда экзекуция закончилась, Кари дрожал, плевался и обеими руками тер лицо. Потом он злобно уставился на Джо.
– Ты жестокий сукин сын!
«Сукин сын» сунул ему полотенце. Кари начал вытираться.
– Ну что, полегчало? – сурово спросил Джо.
– Сколько времени, черт побери? – прорычал Кари.
– Полдень, – не моргнув глазом, соврал Джо. – Сможешь встать самостоятельно?
– Да, черт возьми, смогу. – Одной рукой Кари взялся за край ванны, а другой за вделанную в стену ручку и подтянулся. Джо схватил его за руку и помог, стараясь держаться подальше, чтобы не вымокнуть самому.
– Ладно, ладно, – с досадой сказал Кари, выйдя из ванной. – Ступай на кухню. Я сейчас приду.
– Если ты залезешь в кровать, я снова потащу тебя под душ, – предупредил Джо.
Кари махнул ему рукой, и Джо ушел. Оказавшись на кухне, он налил две чашки кофе, достал две таблетки аспирина и положил их рядом с отцовской чашкой на круглый столик.
Несколько минут спустя Кари, шаркая, вошел на кухню, облаченный в поношенный канареечно-желтый махровый халат, который Джо помнил с детства. Это зрелище невольно заставило его улыбнуться. Они с Кэрол прозвали такие сцены «Пробуждением птицы».
– Какого черта, малыш? Похоже, действительно кто-то умер. Еще только половина восьмого, – пробурчал Кари, покосившись на стенные часы. – Что это с тобой?
– Сядь, папа, – сказал Джо.
Кари с опаской посмотрел на сына и сел напротив. Он взял таблетки, сунул их в рот, запил кофе, поперхнулся и закашлялся.
– Нужно добавить.
Он показал глазами на бар. Когда Джо отказался понять намек, Кари вздохнул, сделал еще один глоток кофе и, наконец, отважился посмотреть сыну в глаза.
– Что у тебя на уме? – В голосе отца звучала бравада, как всегда, когда он чувствовал себя виноватым.
– Ты хорошо помнишь, что было вчера вечером? – спокойно спросил Джо.
Кари задумался.
– Ты привез меня домой и уложил в кровать.
Догадка была правильной, но ни на йоту не поколебала уверенности Джо в том, что отец ничего не помнит. На той стадии алкоголизма, которой достиг Кари, память отказывала начисто.
– Да, папа, я привез тебя домой. Иначе Томми пришлось бы посадить тебя в тюрьму. Ты ударил его в лицо, потому что он забрал у тебя ключи от машины. Ты так бушевал, что мне всю дорогу пришлось держать тебя. А знаешь, кто вел машину, пока ты брыкался, орал и вонял сивухой, как винокурня? Алекс, вот кто.
– Алекс, вот как? Неплохо, неплохо. Ты мог сделать и худший выбор, сынок. – Джо надеялся, что упоминание об Алекс пристыдит отца, но у того засветились глаза. – Ты уже попытал с ней счастья? Конечно, попытал. Ты у меня не дурак.