– Звучит заманчиво, – сказал он. – Я заеду за тобой.
– О'кей, увидимся в четыре.
В тот вечер, когда Луиджи опять бросил его на мистера Эванса, он особого энтузиазма не почувствовал. Этот Эванс – пустой номер, никаких связей здесь не предвиделось.
Все было точно так же, как в первый раз. То же самое кислое лицо, тот же чемоданчик, прижатый к боку, и то же отсутствие чаевых. Ник решил сказать Луиджи, что больше возить мистера Эванса не будет. Он поговорил с другими водителями и узнал, что большинство клиентов дают чаевые сверх того процента, который начисляется на заказ. Но с этим сквалыгой ничто не светило.
– Этот Эванс – настоящий скупердяй, – пожаловался он Луиджи, приведя лимузин обратно. – Пожалуйста, больше не заставляйте меня его обслуживать.
– Что я слышу? – переспросил Луиджи, и глаза у него налились кровью. – Мистер Манфред дал тебе работу, исключительно по доброте своей сердечной, и надо же, вот ты уже открываешь рот и рассказываешь, кого хочешь возить, а кого нет.
– Но я имею право на свое мнение, – упорствовал Ник.
– Ты имеешь право только поцеловать меня в зад, если я тебе это разрешу.
– Полагаю, что откажусь от такого заманчивого предложения.
Луиджи сделал непристойный жест:
– А это еще посмотрим, панк.
На следующий вечер Луиджи приветствовал его злорадной улыбкой:
– Мистер Манфред желает тебя видеть.
– Зачем?
– Я что, твой информационный центр?
Мэнни Манфред показался ему еще толще, чем в первую встречу. Это было невероятно, но у него был такой вид, словно он прибавил еще двадцать фунтов.
– Как идут дела, Ник?
«Удивительно! Толстяк помнил, как его зовут!»
– О'кей, – ответил он осторожно.
– А каково играется? Был уже на прослушивании?
– Собираюсь этим заняться.
– Могу посоветовать способ добиться этого, – сказал Мэнни, протягивая руку к блюду с засахаренными орешками, забирая пригоршню и бросая все в удивительно маленький розовый рот.
Ник заметил, что на руке у него «Ролекс» – массивные золотые часы, которые блеснули в солнечном свете.
– Я разговаривал с Кью Джи, – сказал Мэнни, жуя орешки.
– Вы?
– Ты ему нравишься. _ – Я знаю.
– И он тебе верит.
– Надеюсь, что так. Я работал на него почти четыре года. Мэнни выплюнул обсосанный орех, и тот шмякнулся на его громадное колено. Он смахнул его на пол.
– Преданность и доверие – эти вещи купить нельзя.
– Верно, – ответил Ник, ожидая главное, что должно последовать.
– Итак, – сказал Мэнни и не разочаровал его, – у меня к тебе предложение.
– Да?
– Ты кажешься ловким парнем.
«Иисусе! Какие комплименты! От самого толстяка. Наклевывается чертовски прибыльное дельце».
– Да, я умею себя поставить, – ответил он осторожно.
– Вот это приятно слышать, – ответил Мэнни, сияя улыбкой. – Как только Луиджи мне сказал, что ты жалуешься, я
понял, что тебя не удовлетворяет сидеть за баранкой и возить разных богатых сукиных детей, когда ты знаешь, что стоишь больше.
– Ну, это работа.
– И вот что я хочу тебе предложить.
– Это в рамках законности?
– А тебя это волнует?
– Так говорите, какое дело?
42
Лорен уже несколько раз выходила куда-нибудь с Джимми Кассади – если точно, было уже четыре свидания. Последние два кончились невинным поцелуем на ступеньках подъезда. Теперь у них было пятое свидание, и она знала, что сегодня он ожидает большего. Не то, чтобы он так прямо приступал к ней и говорил об этом, – он был не столь уж откровенен, – но были какие-то определенные штрихи поведения, и после тихого обеда в романтическом итальянском ресторанчике он подозвал такси и вместо ее адреса назвал свой.
– Хочу, чтобы ты послушала мои новые записи Джони Митчела, – сказал он, обнимая ее.
– С большим удовольствием, – ответила она. «Итак, Робертс, что это ты собираешься делать? Не знаю.
Ты подумай получше.
Не могу.
Но почему же?»
Славный вопрос! Но она почему-то не знает ответа.
И вдруг внезапно в ушах ее этот ответ прозвучал:
«Потому что я все еще люблю Ника Анджело».
– Ты сегодня тихая, – сказал Джимми, беря ее руки в свои. – Может быть, я сказал что-то не так?
Она вздрогнула и постаралась прогнать воспоминание о Нике Анджело.
– Нет, я просто устала. Сегодня был тяжелый день.
– Слишком устала, чтобы послушать Джони Митчела? Он спрашивал одно, а глаза – совсем о другом.
– Не знаю, мне как-то все равно, – ответила она, а в ушах продолжали звучать громкие голоса.
«Он хочет только побыстрее уложить тебя, как все они. Ты говоришь, словно твоя мать. Да, если на то пошло».
– Приехали, – сказал он, протянув деньги шоферу и помогая ей выйти из машины. Джимми казался таким искренним и приятным парнем.
«Да, конечно, они все такими кажутся, пока не получат, что хотели, а затем они обманывают и бегут от тебя, бросая одну и беременную. Бросают… Бросают… Бросают…»
– О чем ты задумалась? – спросил он, сжимая ее руку.
– Да ни о чем, – сказала она, вновь выбрасывая Ника из головы и стараясь сосредоточить все внимание на Джимми. А что ей о нем известно? Немного. Он сказал, что приехал из Миссури в Нью-Йорк семь лет назад и начал работать ассистентом фотографа, а потом, через четыре года, уже работал самостоятельно. В первые три он создавал себе репутацию своими яркими и необычными черно-белыми снимками как одного из наиболее инициативных, со свежим взглядом фотографов.
Из разговоров с девушками на работе как-то ничего нельзя было узнать о его личной жизни. Обычно фотомодели рассказывали разные были и небылицы о фотографах, с которыми работали, включая самые подробные, масштабные детали, сексуальные особенности и кто сколько может за ночь. Но о Джимми ничего не было известно. Нейчур, которая одно время работала с ним, потом очень удивленно возвестила:
– Ну, этот, наверное, голубой, он ни разу даже не попробовал ко мне приставать!
После четвертого свидания, когда он высадил ее у дома и только поцеловал на прощание, она подумала, что, пожалуй, Нейчур права. Но сегодня она уже знала, что это не так, он смотрел на нее таким взглядом, и она была в полной уверенности, что сегодня он должен сделать решительный шаг.