Он резко встал:
– А где эта сестра?
– Она сейчас уехала, – быстро ответила Арета Мэй, – она у родственников в Канзас-Сити.
– Значит, я дочку сделал, – радовался Примо, – я всегда хотел, чтобы получилась девочка.
– Ну, ты ее и получил, – ответила Арета Мэй. – О да, сэр, ты ее действительно получил.
Через несколько дней, переночевав раза два в единственном босвеллском мотеле, они переехали к Арете Мэй. Но места в трейлере всем не хватало, и Примо договорился с соседями, что займет их кишащий крысами вагончик без колес, который те использовали как кладовку. В окошках вместо стекол был вставлен картон.
– Сойдет, а ребятам будет где спать, – сказал Примо Арете Мэй, – только надо там почистить.
И Ник три дня выбрасывал всякий хлам, выживал крыс, тараканов и пауков. Харлан и его младший братишка Льюк помогали.
Это были нервные ребята, до ужаса боявшиеся матери и ее ядовитого языка.
Каждый день мальчики ходили в школу и вставали в шесть утра. Вскоре после них уходила на работу Арета Мэй, она служила горничной в одной богатой босвеллской семье. И Примо большую часть времени был предоставлен сам себе. Хотя он пообещал Арете Мэй, что сразу же начнет подыскивать работу, у него и в мыслях того не было. В тот самый момент, как за ней закрывалась дверь, он усаживался перед маленьким черно-белым портативным телевизором со своими обычными шестью банками пива. Для Примо ничего не изменилось. Он знал, что для него самое главное, и своим принципам не изменял.
А Ник слонялся вокруг да около, и пойти ему было некуда.
Еще через пару дней Примо сказал:
– Должен отправить тебя в школу.
– Я лучше работать пойду, – ответил Ник, чувствуя себя неприкаянным и ненужным. – Может быть…
– Я обещал твоей матери, – перебил его Примо, глядя в телевизор. – И я тебе уже говорил.
– Ну и что?
Раз! Примо дал ему в зубы. Ник не успел увернуться и теперь слизывал кровь с губы. Вкус крови вызывал ярость. Но теперь Мэри нет, и никто его не будет защищать. Надо отправиться в школу, ничего не поделаешь. Но он постарается найти работу, накопить денег и удрать.
Ник Анджело решил, что удерет, и ничто и никто его не остановит.
6
– Вот здорово! – воскликнула Мег.
– Дорогая, это самое лучшее, что я могла бы тебе пожелать, – ответила мама, когда Лорен ей рассказала.
– Это замечательная новость, – провозгласил папа с такой гордостью, словно ему удалось заключить выгодную страховую сделку.
Какая же она дура! Ей бы промолчать. Она ведь только сказала, что Сток упомянул о помолвке, но, впрочем, в городке только об этом и сплетничали. И она чувствовала себя больше, чем когда-либо, связанной отношениями, в которых ничего не понимала и которых не хотела.
Ей шестнадцать. Она еще слишком молода. О, конечно, мама вышла замуж в семнадцать, но это был брак по любви, они же безумно любили друг друга, папа и мама. Они часто ей об этом рассказывали.
А у нее другое положение – она почти не знакома со Стоком и при этом твердо знает, что он ей не очень нравится.
– Но я не хочу обручаться, – сообщила она родителям. Одна только мысль об этом вызывала у нее панический страх.
Джейн Робертс улыбнулась и погладила ее, словно Лорен была строптивым щенком, которого требовалось успокоить.
– Это все нервы, дорогая, – ответила она. – Брак – шаг очень ответственный. Ваша помолвка продлится еще долго, так что будет время получше узнать друг друга. Сток приятный юноша, из прекрасной семьи. Мы с отцом просто счастливы за тебя.
О да, они были счастливы. А как быть с ней? Разве это не ей полагалось безудержно улыбаться и парить в облаках от радости?
Любовь, Все, что она об этом знала и читала, все говорило о том, что это волшебное чувство, но ей было тошно, и все тут. В третьем классе она была без ума от Сэмми Пилснера. Ей было восемь лет, и она пребывала в экстазе. Ее трясло при одном его виде.
В двенадцать она влюбилась в двоюродного брата, Брэда, костлявого юнца, на три года ее старше. Но виделись они только раз в году, когда он с родителями приезжал к ним на Рождество, так что она скоро выросла из этой любви.
В тринадцать у нее состоялось первое свидание. Совершенно ужасное.
В четырнадцать она впервые поцеловалась. Но это было еще хуже.
А в пятнадцать лет шесть месяцев сохраняла прочные отношения с Сэмми Пилснером и была ими вполне довольна. Теперь при виде Сэмми ее не трясло, во всяком случае так, как прежде, когда ей было всего восемь, но он хорошо целовался, и они провели много похотливых вечеров, жарко лаская друг друга, хотя она никогда не позволяла ему всего, чего бы ему хотелось, – она боялась забеременеть, даже когда он сгонял за пятьдесят миль в соседний город, чтобы купить резинки, и потом пытался убедить ее, что теперь все можно.
Затем отец Сэмми получил повышение по службе, и Сэмми уехал в Чикаго.
Она немного погоревала. Несколько месяцев они переписывались, но письма от него стали приходить все реже и реже, и она поняла, что снова свободна и может встречаться с кем захочет. Она и и встречалась с несколькими мальчиками. Однако все они хотели только одного. Но если она не позволила этого Сэмми, то почему должна была сдаться первому встречному?
А вот, между прочим, Сток не пытался оседлать ее. Еще нет.
– Я не хочу этой помолвки, – по секрету сказала она Мег.
– А все тебе та-а-ак завидуют, – пропела Мег. – Он уже подарил тебе кольцо? А когда ты ему это позволишь? Теперь ты просто должна, раз вы помолвлены.
– Но я этого не хочу, – возразила Лорен. Мег подмигнула:
– Чего не хочешь? Быть помолвленной или позволить?
– Конечно, не хочу помолвки, задница ты этакая!
– Какие прелестные слова в устах невинной девицы!
– Ты задница, – повторила Лорен.
Если бы ее сейчас слышал папа, он бы просто ее убил. Никто из ее родителей никогда не ругался, по крайней мере в ее присутствии, но однажды она слышала, как отец громко стонал и повторял все время: «Черт возьми, черт возьми». Ей было тогда одиннадцать, и она подслушивала у дверей их спальни.
Во всяком случае, ей известно, что говорят мужчины, когда занимаются сексом. Хотя Сэмми не стонал. Извиваясь от страсти, когда она делала то, чего порядочные девушки делать не должны, Сэмми обычно покрикивал: «Ковбои и индейцы! Нас атакуют! Вперед! Вперед!»
Вспомнив о Сэмми, она улыбнулась. Это у него она увидела пенис б первый раз – нельзя же считать тот случай, когда она вошла в ванную, где папа принимал душ. Он вспыхнул и
закричал, чтобы она сию же минуту убиралась вон. Ей тогда было десять лет. Вскоре после этого мама отвела ее в сторонку и попросила стучать в дверь, прежде чем входить в ванную комнату.
