Пробовала дозвониться Бадди Хадсону, но напоролась на дежурную службу автоответов. До отъезда попробует еще, он заслуживает, чтобы ему толком объяснили, отчего картина приказала долго жить, а не выслушивать басни, которыми его наверняка потчуют.
Прощай, Калифорния. По-своему мне будет не хватать тебя.
Этого океана и пляжа. Этих гор и парков. И просто соблазна жить на солнце. И, конечно же, вида с их холма. Этой необыкновенной панорамы с мириадами огоньков, что открывается, как в стране волшебных сказок.
Да, ей будет не хватать Лос-Анджелеса, но, как сказал бы Нийл: «Никогда не оглядывайся…»
Бадди три раза проехал мимо своего бывшего дома. Улица, да и сам дом ничуть не изменились. На что ты надеялся? Что тут все застроят небоскребами и автострадами и уже не будет никакой возможности напасть на след матери?
Ничего подобного не случилось. И предлога у него нет.
Может, она здесь больше и не живет.
Может, умерла.
Есть надежда.
Он ненавидел себя за такие мысли.
Он сидел и мучился. Почему просто не подойти к дому, не позвонить в дверь и не покончить с этим делом?
Бадди решительно стал вылезать из машины, но в это время отворилась парадная дверь его бывшего дома и на улицу вышел мальчуган лет семи. Бадди остановился, а мальчуган подбежал к темно-бордовому пикапу, рывком открыл заднюю дверцу и залез в машину. Парадная дверь дома была открыта, и Бадди ждал, зная точно — с минуты на минуту она появится.
Так и случилось.
Он юркнул назад в машину с тем же чувством вины, что и в день, когда сбежал из дома. Снова как шестнадцатилетний. Ничуть она не изменилась.
Он был в полном смятении. Почему-то рассчитывал — надеялся, — что десять лет возьмут свое. Но даже издалека видно — она осталась, какой была. Прическа другая, вот и все. Роскошные кудри больше не спадают до пояса, она остригла до плеч свои рыжеватые волосы и выглядит еще моложе, чем ему запомнилась.
Сколько же ей лет? Он помнит, как спросил ее об этом, когда был восьмилетним ребенком, и как она его строго одернула:
«Дамы никогда не говорят о своем возрасте. Будь так добр, заруби это себе на носу».
Восемь лет мальчишке, а родная мать скрывает от него свой возраст.
Она села в пикап и уехала в другую сторону, оставив его в состоянии полного расстройства.
Он решил: торчать у дома и ждать, когда она с малышом вернется, — глупо. В Сан-Диего у него есть другие дела, и чем быстрее он все закончит и отправится назад в Лос-Анджелес к Ангель, тем лучше.
Вулфи Швайкер.
Не пора ли заявить в полицию?
Они настороженно изучали друг друга.
Элейн думала: «Господи, на кого я похожа!»
Росс думал: «Господи, на кого она похожа!»
У них всегда было много общего.
— А где Лина? — спросил он.
— Ушла, — ответила Элейн, в первый раз за целую вечность сознавая, что ногти у нее поломаны, волосы не причесаны и надето на ней черт знает что.
— А пижама-то моя, — упрекнул он.
— Знаю, — был ответ. Непонятно почему, но настроена она была довольно ветрено.
— Так я войду?
— Войдешь?
— Это мой дом, так ведь?
Она кивнула. Неверный, лживый изменник и подлец. Надо послать его подальше.
Но ведь неверный, лживый изменник — ее муж. И он вернулся.
— Входи, — сказала она.
Знаменитые синие глаза вспыхнули от радости.
— Я уж думал, ты не пригласишь меня в дом.
И собирать-то особенно было нечего. Чемоданчик и большая дорожная сумка со всякой мелочью. Никогда больше она не сможет путешествовать налегке. Скоро придется брать в расчет малыша.
Она смотрелась в зеркало, поворачиваясь то одной стороной, то другой, внимательно разглядывала вздувшийся живот. Что скажет Бадди, когда ее увидит? Он даже не спросил про ребенка, не справился о ее здоровье.
А что, если Коко прав и возвращаться к нему — ошибка?
Она решительно тряхнула головой. Он заслуживает еще одной попытки — в самый последний раз. По телефону он — как совсем другой человек: такой серьезный и такой уверенный в их будущей совместной жизни. Должно у них получиться, она знает — и все тут.
Адриан постучал в дверь.
— Помочь не надо? — заботливо справился он.
— Я уже собралась, — ответила она. — Завтра к этому времени забудешь, что я вообще здесь была.
Он въехал на каталке в комнатку для гостей.
— Надеюсь, нет.
— Спасибо тебе за все, — выпалила она. — Не знаю, что бы я без тебя и Коко делала…
— Не забывай, держи нас в курсе. Коко трясется над тобой, как курица над яйцом… ты уж его не огорчай.
Они рассмеялись.
Ангель зачесала со лба назад светлую прядь и поежилась, заранее радуясь, что снова увидит Бадди. Сказал — машину пришлет за ней в пять, но разве дождешься? Она уже готова ехать.
— Послушай, приятель, я не обязан был сюда приходить, — не унимался Бадди. — Прикинул вот… знаете ли… вроде как оказываю вам, ребята, любезность.
— Любезность через десять лет, — рявкнул здоровенный детектив. В кабинете их было двое. Здоровенный детина и его напарник, молчаливый негр, который упорно жевал резинку и зубочисткой выковыривал грязь из-под ногтей.
— Так будете вы что-нибудь делать? — Бадди терял терпение.
Он предоставил им информацию. Добровольно. Никто его силком не тянул.
— А что нам прикажете делать? — задал вопрос детина. — Вы, дать ордер на арест Вулфи как-его-там, потому что сюда являетесь вы и рассказываете, как десять лет назад он убил вашего дружка? — Почему бы вам не разыскать это дело? — не отставал Бадди. — Поднимите архивы. Вам хоть ясно, о чем я толкую?
— Хотите, чтобы дело открыли заново? — насторожился полицейский негр, в первый раз открыв рот.
— Слушайте, я сюда пришел не маникюр делать, — огрызнулся Бадди, обиженный их равнодушием.
— Значит, писанины будет много, — задумчиво пробормотал негр.
— Да, это тяжеловато, — желчно заметил Бадди.
Детина вздохнул.
— Оставьте ваше имя и адрес. Мы доложим капитану. Нужно согласие начальства.
Бадди удивленно покачал головой. Нелегкое дело — выполнить свой гражданский долг. Потом вспомнил — если дело начнут пересматривать, он тоже окажется замешанным. Известность такого рода ему сейчас ни к чему. Он наивно полагал, что достаточно будет явиться в полицейский участок, рассказать о Вулфи Швайкере и мотать. Что у него с мозгами?
