Божья хреновина! Ну как она может оставаться спокойной?
«Э-эй! — крикнул он. А потом еще громче:
— Эй! Эй!»С поклоном обхватил ее за талию и закружился с ней по комнате.
Она вырвалась из его рук, сбежала за свой стол и, напуганная такой его бездумной выходкой, произнесла целую речь; это только проба, и она, вероятно, будет пробовать на роль других актеров, а потому ему не следует возлагать слишком большие надежды на то, что может обернуться разочарованием.
Неужто она не понимает, что пробоваться на ведущую роль в престижном фильме — уже счастье, какого ему пока еще не выпадало.
«Кто ваш агент?»— спросила она.
Агент! Да кому нужны агенты?
«Э… я, так сказать, в промежутке между агентами», — выговорил он, наконец.
«Ах так! Объясните моей секретарше, как можно с вами связаться, и мы вам сообщим день».
«Но когда все-таки?»
«Через одну-две недели».
«А сценарий мне можно взять с собой, чтобы подготовиться?»
«Она даст вам страницы, над которыми вам следует поработать».
Вот он и витал в облаках, хотя все еще понятия не имел, где им с Ангель ночевать.
Чтобы черт взял Рэнди! Почему он не остался в Палм-Бич играть дальше в дочки-матери?
А хороший агент ему нужен. Тот факт, что он пробуется на роль в фильме Нийла Грея, соблазнит любого стоящего агента подписать с ним контракт — сразу же. Он попробует самых крупных — Уильяма Морриса, Ай-си-эм, Сейди Ласаль.
Его дряхлый «Понтиак», притулившийся в зоне запрещения стоянки, смахивал на кучу ржавеющего утиля. Как только он получит настоящие башли, сразу же заведет приличные колеса.
«Капли», «Форд Меркюриэ», а то и «Ройс». Пожалуй, нет. «Ройс» не укладывается в его образ. Ему больше подойдет спортивная машина. Может, из этих, из итальянских, а то импортный «Ягуар XJS». Вот это тачка!
Э-эй! Наконец-то дело у него на мази. Он будет звездой.
Бадди открыл дверцу «Понтиака», забрался внутрь и несколько минут просто сидел, изнемогая от волнения.
Два часа спустя он свалился с небес на землю. Почему-то ему казалось, что теперь, раз его пробуют, все изменится. Раз выпала полоса удачи, хороший игрок использует ее сполна. Поэтому он отправился в агентство Уильяма Морриса, ожидая немедленного успеха, а ушел всего лишь с «оставьте вашу фамилию и телефон» от регистраторши. В «Ай-си-эм» повторилось то же самое. А в приемной Сейди Ласаль чудовище в мини-юбке предложило ему прислать фотографии, автобиографию и список сыгранных ролей. Неужто дура безмозглая не могла понять, что перед ней новая звезда?
Он вышел из здания на Кэнон в ярости, угрюмо забрался в «Понтиак», ветровое стекло которого теперь украшала штрафная квитанция. И вот тут-то он углядел на полу белую карточку. Быстро ее подняв, он прочел в центре: «Джейсон Суонкл», а в нижнем левом углу — «ИНТЕРЬЕРЫ», телефон и адрес.
Ударом ноги Бадди завел дряхлую машину. Он ведь ничего не потеряет?
Чистейшее безумие. Два дня с ней совершенно его вымотали, но едва Джина Джермейн позвонила, Нийл Грей примчался высунув язык. Он взвесил ситуацию глубоко логично, решил, что ей следует исчезнуть из его жизни, а затем решил, что лучший для этого способ оттрахаться от нее.
Они занялись любовью на развратно-розовом стеганом покрывале ее кровати. А потом она повела его в развратно-розовую ванную комнату с ванной в форме сердца в окружении мехового ковра.
После двух оргазмов он обливался потом, сердце стучало, как кузнечный молот.
— Хватит! — сумел он прохрипеть, когда она снова принялась играть его вялым органом.
— Тебя мне никогда не хватит! — прожурчала Джина, примериваясь, насколько далеко можно зайти на словах. Не очень.
Нийл ведь умнее большинства мужчин, хотя стоит стащить штаны с любого, и у них словно половина мозга отнимается — плети что хочешь, они поверят.
— Мне пора, — слабым голосом сказал Нийл. — Подготовка съемок — самый важный этап, а ты, моя красавица, заставляешь меня неглижировать моими обязанностями.
— Понимаю, — сочувственно вздохнула она. — Но ведь нас соединило что-то особенное, необыкновенное, правда? Просто искры брызжут.
Ну почему женщины всегда столько наворачивают вокруг самого простого траханья?
— Да-да, — ответил он и, вспомнив Монтану, почувствовал, что бесконечно виноват.
Сквозь жалюзи пробивались солнечные полоски, и он вдруг показался себе смешным и жалким — валяется на меховом ковре в аляповатой ванной Джины! Сердце поуспокоилось. Черт! Свидание с Джиной Джермейн, пожалуй, эквивалентно неделе усердных занятий в клубе здоровья. Он встал.
— Если можно, я принял бы душ.
Его акцент, совсем такой, как у Ричарда Бартона, приятно ее щекотал, однако по-настоящему на нее действовал его талант.
— Все, что ты захочешь, — ответила она, дразняще потягиваясь. Ее тело действительно было одним из красивейших в Голливуде. И она это знала.
Он встал под душ и вертел ручку, пока вода не обрела бодрящий холод.
Когда он вышел, Джина уже прикрыла наготу кружевным бюстгальтером и французскими панталончиками.
Она подала ему банную простыню.
— Нийл, — произнесла она нежно, — мне надо кое в чем покаяться.
— Что? — Он энергично вытерся, чувствуя себя освеженным, готовым вернуться к работе.
— Ну-у… — Она замялась, словно боясь продолжать.
— Что? — повторил он, беря шорты.
— Когда мы были в Палм-Бич, я стащила из твоего чемодана «Людей улицы»и прочла.
Он удивился. Джина не производила впечатления любительницы чтения.
— Неужели?
Голос ее зазвучал энергично, деловито, глуповатая боязливость исчезла без следа.
— Нийл, я влюбилась в сценарий. И знаешь что? Роль Никки словно для меня написана — она идеально мне подходит.
Он онемел. Никки! Невинная неиспорченная красота. Не тронутая жизнью прелестная юная девушка. Никки! Или Джина похабно шутит?
— Видишь ли, — продолжала она с искренним увлечением, — с самого начала из меня сделали типаж. Глупые белокурые шлюшки с золотым сердцем — а это ведь совсем не я! — Она умолкла, переводя дух, а потом продолжала, и ее огромные груди трепетали от наплыва чувств. — Нийл! — заявила она театральным тоном. — Настоящая я — это Никки! Все видят Джину Джермейн, сексуальную кинозвезду. Но под этим внешним блеском прячется беззащитная девочка. Дитя жизни!
Откуда, черт дери, она набралась таких фразочек?
— Я хочу сняться в твоем фильме, — продолжала она, и ее круглые голубые глаза опасно выпучились. — Я должна, должна в нем сняться. Я — то, что для него нужно, и мне плевать, что бы там ни говорили.
