Совсем не такую роль ей пришлось играть в годы взросления.
На Родео-драйв было тихо, когда после ленча Джейд села за руль своей «Лины-Ли» и самым серьезным образом занялась покупками. За один заход она оставила в магазинах три тысячи долларов и виновато спросила себя: это что, она начинает по-настоящему приобщаться к Голливуду?
Нет, мысленно топнула она ножкой, это мои деньги. Я не трачу доллары, которые потом и кровью заработал какой-нибудь несчастный.
Она любила хорошо одеваться, а в последнее время новые наряды требовались почти каждый день – то и дело приходилось где-то появляться, участвовать в разговорных телешоу. В Нью-Йорке одежду ей довольно часто дарили, просто чтобы она ее носила, провоцируя вопрос: «Где ты это взяла?»
Но сейчас она позволила себе гульнуть, потому что был повод. Она попросила Зеппо Уайта представлять ее интересы на переговорах с «Орфеем». Если они пройдут удачно, она будет сниматься в кино. Упустить такой шанс теперь было бы безумием.
– Джейд?
Она обернулась. Перед ней стояла невысокая блондинка в персиковом спортивном костюме и больших очках от солнца. Кто это такая? Рядом стояла крохотная девчушка, одетая точно так же.
– Поппи, – напомнила женщина. – Поппи Соломен. Вы обещали мне позвонить. По поводу ленча. Вспомнили?
– О, да. Очень рада вас видеть, – сказала она дружелюбно, лихорадочно вспоминая – где же они встречались?
– А это – Роузлайт Соломен, – представила девочку Поппи. – Прелесть, правда? Все говорят, что она – вылитая я. Но я вижу в ней сходство с Хауэрдом. Верно?
Ага! Так это миссис Хауэрд Соломен. Они встречались в «Мортонсе», в тот вечер, когда Беверли заарканила Захарию Клингера.
– Очаровательный ребенок, – отпустила Джейд комплимент из вежливости. Ничего очаровательного в девочке не было. Толстушка, как ее мамочка, с надутым и недовольным личиком. – Сколько ей?
– Через две недели стукнет четыре годочка. – Поппи сделала паузу, потом беспечно добавила: – Придется совершить налет на Диснейленд.
– Очень… оригинально.
– Это произведет на нее впечатление, правда?
– Д-да… должно произвести.
– Детей сейчас ничем не удивишь, – доверительно сообщила Поппи. – В прошлом году ей вполне хватило шатра с клоунами и осликами у нас в саду. Сейчас она будет ждать чего-то большего.
– Безусловно, – согласилась Джейд, ломая голову, как бы улизнуть.
– Так, – взяла решительный тон Поппи, – раз уж вы мне попались, вам не уйти. Я настойчиво приглашаю вас на ленч. В какой день вы свободны? Меня устроит любой.
– Я плохо знаю свой график…
– Понедельник?
– Нет.
– Вторник?
– Нет.
– Как насчет среды?
– Среда? Надо подумать… вообще-то…
– Значит, среда, – положила конец ее сомнениям Поппи. – Двенадцать сорок пять, «Бистро-гарден». Никакие отговорки не принимаются, я приглашу кое-кого из близких подруг. Может, кого-то хотите пригласить вы?
– М-мм… Беверли д'Амо. Поппи стервозно усмехнулась.
– Это еще та дама. Хотя, пожалуй, «дама» – не самое подходящее для нее слово.
– Какое же подходящее? – напружинилась Джейд.
– Хочу пи-пи, – вмешалась Роузлайт.
– Погоди, – оборвала ее Поппи, мгновенно учуяв, что допустила серьезный светский ляп.
– Так какое же слово? – повторила Джейд.
– Личность. – Поппи улыбнулась, ловко ускользая от беды. – Личность очаровательная, самобытная. И такая талантливая комическая актриса. Хауэрд счастлив, что она снимается в «Романтической истории». Говорит, что Беверли – это просто Вупи Голдберг, только красивая.
У Джейд отлегло от сердца.
– Мне пора, – сказала она.
– Мне тоже, – согласилась Поппи. – Все спешка, спешка. Дня просто ни на что не хватает. Ну, до среды.
Внезапный шум заставил обеих вздрогнуть. Роузлайт описалась и смачно орошала струйкой землю.
Всю дорогу домой Джейд просмеялась – не могла забыть застывшее от ужаса лицо Поппи.
– Ну, где твоя сестра? – спросил Норман Гусбергер.
– Будет ровно через восемь минут, – ответил Кори, взглянув на часы. – Джейд всегда и везде опаздывает на десять минут. Ни больше и ни меньше.
– Не то, что младший братик, – с улыбкой заметил Норман. – Всегда точен, всегда прав.
– Не всегда, – возразил Кори.
Их глаза встретились и слились в каком-то интимном, только им понятном танце.
– А ты знаешь, – сказал Норман, – что я еще никому не хранил верность так долго?
– Правда? – спросил Кори.
– Правда.
Они продолжали смотреть друг на друга. Долгий взгляд – все сказано без слов.
Впервые в жизни Кори пребывал в полном согласии с собой. Долгие годы он был вынужден жить во лжи. И вот наконец-то с Норманом он обрел себя. Норман не испытывал никаких комплексов по поводу того, что он – гомосексуалист. «Я про это узнал в четырнадцать лет, – сообщил он Кори. – А еще через год сказал родителям. Они сначала отпали, а потом ничего, привыкли».
Кори только кивал головой. Своим родителям он не сможет признаться никогда. Куда там! Ведь у них только и разговоров, что про Джейд, какая она у них замечательная и удачливая. А он, как известно, звезд с неба не хватает. Легко ли ему в семье, где все привыкли первенствовать?
В ресторане появилась Джейд и, как обычно, все взгляды обратились к ней, послышалось шушуканье. Она поцеловала в обе щеки Кори, а потом и Нормана. Оправившись от шока, она смирилась с гомосексуализмом брата, отнеслась к этому философски. В конце концов, если нечто подобное произойдет с ней, его осуждение будет ей совершенно ни к чему.
– Сегодня у меня был ленч с Зеппо Уайтом, – объявила она. – И я позволила ему провести за меня переговоры с «Орфеем».
Норман захлопал в ладоши.
– Браво! – вскричал он. – Ты будешь нашей новой клиенткой! На прошлой неделе «Брискинн энд Бауэр» заключила контракт с «Орфеем».
Она улыбнулась.
– Не гони лошадей, многое еще не оговорено.
– Все равно ты должна быть с нами, – настаивал он.
– Знаю. На этой неделе я говорила с людьми из «Клауд», сказала, что к нашей рекламе должна подключиться «Брискинн энд Бауэр».
– Потрясающе! – воскликнул он.
– Потрясающе, – эхом повторил Кори, хотя и не был уверен, хочет ли он, чтобы Джейд работала с Норманом. Была у нее такая привычка – перехватывать друзей, может, она и не нарочно, да так получалось. Он очень любил сестру, только устал жить в ее тени.
