– Не знаю, – буркнула она, на миг засомневавшись. – Вообще-то почему нет? Все-таки я ее дочь.
– Угу… ну так пойдем, – заключил он.
– Мм… сама не знаю. Она уже раздумала.
– Ладно, малыш, не дури. Пойдем. Вставим им фитиля.
– Может и вставим. Я потом звякну.
Он хотел заспорить, но она уже повесила трубку. Ей нравилось подначивать Эдди. Тем более теперь. Черт его знает, хочет она идти к матери на эту дурацкую вечеринку или нет. С одной стороны, клево – поглазеть на всю эту голливудскую шатию. С другой стороны – кого уж там особенно видеть? Роб Лоув и Шон Пенн не такие дураки, чтобы тащиться к Силвер. Ну, соберется куча старых пердунов, великое дело.
Будто зная, что может помочь ей принять решение, в дверях ее комнаты появился дедушка, Джордж. Высокий, худощавый, густая грива седых волос, на лице с глубокими морщинками – выражение вечной озабоченности. Он не был похож на Силвер и никак не напоминал Джека. Эдакий слегка помешанный профессор. Хевен его очень любила. Дед был блеск, лучше не придумаешь. Самое главное – он не приставал к ней, не пытался ее учить.
– Будешь ужинать дома, дорогая? – спросил он, вертя в руках очки, болтавшиеся вокруг шеи на голубом шнурке.
– Скорее всего нет, дедуля.
– Ну и прекрасно, – рассеянно заметил он. – Значит, миссис Гантер я могу отпустить.
Во это точно, пусть катится. Миссис Гантер вела их хозяйство, готовила, совала нос, куда не просят, и сидела у Хевен в печенках.
– Я и сам на ужин отвлекаться не буду, – добавил Джордж, погруженный в свои мысли. – Весь вечер просижу у себя в кабинете. – Взгляд его зацепился за висевший на шкафу плакат с изображением полуобнаженного Стинга. – А ты куда собралась? – спросил он.
– Проветриться с Эдди, – ответила она, принимая решение – так тому и быть, почтим своим присутствием эту вечеринку. А почему нет, в конце концов? – Побалдеем немножко.
– Комендантский час в двенадцать, – напомнил Джордж.
– Конечно, дедуля, – согласилась Хевен – даже если она вернется в четыре утра, он не заметит. Заберется в свой кабинет, его оттуда ничем не выманишь. Да и не помнит ни о чем, кроме работы. Уж никак не о времени.
О приеме у Силвер она решил умолчать. Он только расстроится, начнет ее отговаривать. Со своей знаменитой доченькой Джордж не разговаривал. Последние тридцать лет.
Н-да… Она его совсем не винит. Может, и ей с матерью разговаривать не стоит. Ведь ее для Силвер будто и не существует. Никогда не позвонит. А уж если в кои веки встретятся, ничего не спросит, как живешь и все такое. Обычно это бывало два раза в год, в «Ла Скале», в присутствии Норы. Не мамаша, а чистая стерва.
Ну и хрен с ней. Чихать она на нее хотела.
Увы, что-то не чихалось.
15
Кларисса Браунинг снимала дом в уединенном местечке в Бенедикт-Каньоне. Хозяином был молодой режиссер, на год уехавший в Европу. Дом был темный, старый, окруженный высокими деревьями и неухоженными площадками. Клариссе нравились неприступность дома, построенные пятьдесят лет назад туалетные комнаты, облицовка из темного дерева и общая атмосфера мрака.
Даже бассейн не был традиционной калифорнийской разновидностью. Никакой «Джакузи». Никакой плавающей мебели, зато вечно наполнен листьями – плохо работал фильтр. Вода всегда ледяная – нагреватель не работал никогда. По ночам выли койоты, прочая мелкая живность шебаршила на старой черепичной крыше. Иногда в бассейн падали змеи и там тонули.
Клариссе доставляло удовольствие разжечь дрова в камине и читать классиков – у нее была обширная коллекция. Ей нравилось облачаться в длинную фланелевую ночную рубашку, попивать горячий какао из кружки и делать вид, что она снова оказалась на восточном побережье.
Вернувшись в субботу со студии раньше обычного, она обнаружила перед домом темно-зеленый «Феррари» Джека Питона. Как здорово! У Джека был свой ключ, он приезжал и уезжал, когда ему было удобно. Ее это вполне устраивало. Никакой работой Кларисса дома не занималась.
Она нашла его в спальне, он сидел и смотрел телевизор. Или нет? При ближайшем рассмотрении оказалось, что он спит.
Минутку она молча наблюдала за ним; странно видеть его таким тихим, таким спокойным. Обычно Джек – это вихрь, сплошное движение. Зеленые глаза всегда во что-то пытливо вглядываются. Крепкое тело собрано, напряжено. В голове все время крутятся какие-то колесики и шестеренки.
Он волновал ее. Волновал всегда.
Когда они встретились впервые, она подумала: похотливый самец с крепкой палкой и ничего больше. Но вскоре она поняла: это далеко не все. Хотя палка у него действительно была крепкая. Джек Питон был человеком энергичным, любознательным, а мозг работал как машина. У него был ясный ум, и свои мысли он умел облекать в слова. Так что смазливым фасадом его достоинства не ограничивались.
Спать они стали почти сразу, хотя ее предупреждали: Джек Питон надолго не задерживается. Но Кларисса Браунинг – случай особый. Ее совершенно не устраивало стать еще одним именем в длинном списке.
Терпеливо она пыталась узнать его поближе. Это было нелегко. При всей своей интеллигентности и располагающих манерах Джек никого близко к себе не подпускал. Кларисса его понимала. Она и сама была такой.
Она приехала в Калифорнию на съемки, и когда в конце концов он выбрался ей позвонить, она решила побить его его же оружием и от встречи отказалась. Как выяснилось, отказов Джек не любит.
Они все-таки встретились, и стало ясно – это роман. Он длился вот уже целый год. И обе стороны устраивал.
Кларисса соскребла студийный грим, разделась и склонилась над спящим любовником. Утренний молодой актер со студии был предан забвению Просто работа.
А Джек Питон – это удовольствие. Изысканное, подлинное удовольствие…
Она даже вздрогнула, предвкушая минуты наслаждения. В постели он был мастер. Каким-то диковинным образом он догадывался о каждой ее потребности, при этом мужская сила его не подводила никогда.
– Мой секрет, – сказал он однажды, когда она захотела выяснить, как ему это удается.
– Может, поделишься? – упрашивала она.
– Считай это торжеством духа над материей, – отшутился он.
Ее присутствие его не разбудило. Она отключила ненавистный ящик (ненавистный для нее, он телевизор обожал. «Как ты можешь не смотреть «Хилл-стрит»? – спрашивал он каждый четверг). Внезапная тишина обеспокоила его, и он повернулся во сне, одетый в свой обычный неофициальный наряд: джинсы и свитер.
Зубами она расстегнула молнию на его джинсах.
Он проснулся и потянулся к ней.
Оттолкнув его руки, она стянула с него джинсы. Трусов на нем не было. Он не носил их никогда. Она прильнула к его пробудившемуся интересу.
