Она покорно кивнула. Он ввел ее через обычную дверь в обычную комнату, и женщина испытала шок. Вместо большого, внушающего трепет зала, который она ожидала увидеть, Линда оказалась в скромном, заурядном помещении с шестью рядами скамеек для зрителей, слегка приподнятым столом для судьи и деревянной кафедрой для дающих показания. Все было ужасно. Люди находились близко друг к другу. Казалось, на день чья-то гостиная превращалась в зал для судебных заседаний.
Она села на жесткую деревянную скамью. Тщедушный мужчина отвечал на вопросы.
— Вы знали к этому моменту о связи вашей жены с мистером Джексоном?
— Да, сэр.
— Она собрала вещи и уехала из дому в тот же день?
— Да, сэр.
— Оставив вас с детьми, рожденными в этом браке, Дженнифер и Сьюзан?
— Да, сэр.
Слушание продолжалось, тщедушный мужчина бесстрастно давал показания.
Судья с задумчивым видом сидел за столом, кивая время от времени и поглядывая на присутствующих, точно старый мудрый филин. В заключение он еле слышно пробормотал:
— Прошение о разводе удовлетворяется. Дети передаются на попечение отца. Надзор за опекой возлагается на мирового судью. Следующее дело, пожалуйста.
Тщедушный бесстрастный мужчина внезапно расцвел в улыбке, расправил плечи и со счастливым лицом покинул комнату.
В следующем деле участвовала похожая на мышку блондинка, говорившая на кокни; она разводилась с Джо — судя по всему, весьма привлекательным секс-маньяком.
«Несправедливо, — подумала Линда, — что мы, ни в чем не повинные люди, должны публично раскрывать в этой тесной комнате наиболее сокровенные стороны нашей жизни».
— Ваши супружеские отношения были вначале удовлетворительными? — спросил дознаватель.
— Я бы сказала, еще какими удовлетворительными! — ответила блондинка; из глубины зала донесся приглушенный грубоватый смешок.
Наконец подошла очередь Линды. Она с отвращением посмотрела на зрителей. Почему им разрешают сидеть здесь, смотреть и слушать процесс? Это бесчеловечно. Линда поклялась на Библии, и дознаватель начал задавать вопросы.
Адвокат представил какие-то документы судье, и тот бегло изучал их. Дознаватель задал ряд вопросов, содержащих сведения, которые Линда должна была просто подтвердить. Наконец дознаватель сообщил судье, что он закончил.
Судья поправил очки, посмотрел на Линду и произнес:
— Прошение о разводе удовлетворяется. Дети передаются на попечение матери. Все расходы оплачивает муж. Надзор за опекой и доступом к детям возлагается на мирового судью.
Все закончилось. Линда растерянно покинула кафедру.
Адвокат, подойдя к женщине, пожал ей руку.
— Поздравляю, — шепнул он.
Джайлс, конечно, опаздывал. Он вечно опаздывал. Наконец он прибыл усталым, обвешанным камерами.
— Свари мне крепкий черный кофе, дорогая, — сказал он. — У меня было тяжелое утро, я снимал бюстгальтера посреди Нового Леса.
Он рухнул в кресло, протянул ноги и зевнул.
— Знаешь, у тебя классная берлога. Она почти стоит того, чтобы ради нее терпеть твоего приятеля.
— Почти? — сказала Клаудия. Она тщательно накрасилась. Наложила бледный тон, умело подрумянилась, подкрасила губы, оттенила глаза. Она выглядела великолепно.
— Да, почти. Он ведь такой зануда. Слушай, ты бесподобна. Я бы хотел поснимать тебя вечером. До какого часа я могу здесь находиться?
— До возвращения Дэвида. Ты знаешь, как он ревнив. Я позвоню ему в пять часов и узнаю, когда он придет.
— Я хочу поработать на веранде — заснять тебя на фоне лондонских огней с распущенными волосами.
— Мне нравится твоя идея.
Она заправила розовую рубашку из хлопка в брюки такого же цвета, затянула ремень с позолоченной пряжкой и надела белые сапожки.
— Годится, — оказал Джайлс; — Начнем с этого, а потом будем постепенно раздеваться.
— Как твоя личная жизнь? — спросила она. — Ты все еще с этой тощей фотомоделью?
— Да, мы раз в две недели расстаемся, а потом сходимся вновь.
— Я вижу ее на обложке почти каждого журнала, который беру в руки. Это удивительно, не такая уж она и красавица, но на фотографиях смотрится потрясающе.
— У нее фотогеничное лицо. Оно оживает, когда она видит перед собой камеру. А вообще-то оно статично. Я думаю, наш роман продолжается потому, что она трахается с моим фотоаппаратом, а мне нравятся результаты. Благодаря ей я заработал кучу денег. Ее снимки пользуются большим успехом.
Зазвонил телефон. Агент Клаудии сообщил хорошую новость. Съемочная группа через несколько дней возвращается в Лондон, и Клаудия, вероятно, понадобится через несколько дней.
— Режиссер прилетает сегодня, — сказал агент, — кинокомпания скоро назначит точную дату съемок.
— Великолепно.
Клаудия ликовала. Она ждала этого шесть месяцев.
— Приступаем, — сказал Джайлс, когда она положила трубку, — пока я не заснул.
Он работал быстро, пользуясь тремя различными камерами. Джайлс полностью погрузился в процесс съемки. Клаудия расцветала перед объективом, хмурилась, улыбалась, показывала тигриный оскал; ее большие чувствительные глаза смотрели невинно, раскрытые губы блестели. Она расстегнула розовую рубашку, края ее разошлись; под ней ничего не было.
Чуть позже Джайлс сказал:
— Сними рубашку и сплети руки на груди. Вот так — отлично! Сделай сердитое лицо. Чудесно, детка. Немного согни одну ногу — удивительный взгляд, прекрасно! Теперь прикрой груди руками и изобрази взгляд невинного младенца — восхитительно.
Он делал кадр за кадром.
— Ты выглядишь потрясающе. Покажи мне спинку и быстро поверни голову в мою сторону, пусть волосы разлетятся веером — великолепно. Слушай, у меня есть идея, если ты не боишься намокнуть. Надень снова рубашку, я оболью тебя водой — это будет настоящая бомба!
Он взял лейку для полива цветов и окропил Клаудию водой.
Она взвизгнула, засмеялась:
— Холодно!
Он бросил лейку и схватился за камеру. Джайлс был прав, кадр получился эффектным. Рубашка прилипла к телу, твердые соски просвечивали сквозь ткань. Поработав час на веранде, Джайлс сказал:
— Зайди внутрь, детка. Я сделал тут прекрасные снимки.
Она задрожала в ознобе.
— А теперь — под душ. Иди в ванную, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты простудилась. Раздевайся медленно, я хочу все заснять.
Он проследовал за девушкой в ванную со своими камерами, фиксируя каждый момент — Клаудия освободилась от мокрой одежды, заколола волосы парой шпилек, встала под душ; сотни ручейков заискрились на ее теле.
