Ханси раздал автографы, и мы отправились в гостиницу. Дождь к тому времени уже прекратился. В холле «Киприани» портье передал футболисту свежий номер «Гералд трибюн». Ханси едва говорил по-английски и, конечно же, не мог прочитать газету. Однако он не выносил одиночества и отсутствия футбольных фанатов, а потому, оставшись один, сидел в холле с газетой в руках. Вечером мы поужинали вместе и за столом обсудили детали нашего делового сотрудничества. Официанты ходили вокруг нас на цыпочках, боясь помешать важному разговору.
Ханси думал, что «Смерть в Венеции» — это детектив. На сборах он иногда читал детективы, но чтение не должно было отвлекать его от главного. А главным для Ханси являлись мяч, гол и победа. На его взгляд, мир устроен просто. Он состоит из заслуженных побед и незаслуженных поражений, нечестных соперников и тренеров-садистов. Ханси увлеченно рассказывал мне о товарищах по команде, об играх и травмах, а я в это время смотрела в окно на освещенный храм Святого Марка и молила Бога о том, чтобы он заставил моего спутника замолчать.
На шее дамы в жемчугах сегодня поблескивала золотая цепочка, и мне хотелось сорвать ее. Ханси рассказывал что-то о торжественной церемонии открытия чемпионата мира, но я уже не слушала его. Мои мысли были далеко отсюда. Вскоре я попрощалась с ним и поднялась в свой номер. В последнее время я совсем забыла о Кларе и вот теперь, вспомнив о ней, решила позвонить в Гамбург. Через несколько минут в трубке раздался голос Клары, который окончательно вернул меня к действительности. Я словно очнулась от глубокого сна, который навеяла на меня Венеция.
— Вондрашек.
— Это Фея, я звоню из Венеции.
— В Венеции сейчас идет дождь? Надеюсь, у тебя все нормально?
Я утвердительно ответила на оба вопроса. Клара сказала, что несколько раз звонила мне во Франкфурт.
— Я хотела сообщить тебе, что Вондрашек умер.
Ее голос звучал совершенно бесстрастно. Прямота Клары казалась мне порой неуместной.
— Он как будто просто заснул, Фея. Послезавтра состоится погребение. Если тебе хорошо в Венеции, можешь не приезжать.
Я считаю, что скорбь невозможно разделить с другими. Кроме того, Клара была плохой утешительницей и сама никогда не жаловалась. И все же я сказала ей, что непременно приеду на похороны отца.
— Как жаль, Клара, что я узнала о его смерти только сейчас. Надо было мне раньше связаться с тобой.
— Он смеялся, когда умирал. Его голос звучал слегка хрипло, но все же это был именно смех. Священник сказал, что это было не совсем прилично.
— Я люблю тебя, Клара.
— Я любила твоего отца. Впрочем, что толку теперь говорить об этом.
Клара повесила трубку. Она считала, что по телефону нельзя общаться, и была по-своему права. Мой номер в венецианской гостинице прекрасно подходил для одинокой скорби и траура. На следующий день, получив от футболиста деньги и написав расписку, я отправилась в аэропорт, оставив Ханси письмо, в котором объясняла поспешный отъезд внезапной смертью одного из родственников. Я обещала связаться с ним сразу же, как только вернусь в Венецию. Письмо я оставила у портье после того, как оплатила счет. Страсть к комфорту и роскоши обошлась мне в кругленькую сумму. Узнав, что я еду на похороны, портье изобразил на своем лице скорбь и выразил надежду, что я вернусь в Венецию.
— Это произойдет не скоро, — сказала я.
Глава 9
В погребении участвовало четыре человека. Не много, если измерять значение человеческой жизни количеством венков и людей, пришедших на похороны. Однако сам характер и ход жизни отца не предполагали множества людей, пришедших проводить его в последний путь. Двое кладбищенских рабочих на веревках опустили гроб в могилу, вырытую для Вондрашека.
— Вот черт! — промолвил один из них, когда гроб громко стукнулся о землю, и бросил на нас извиняющийся взгляд.
Рабочие напомнили мне грузчиков мебели, которых я немало перевидала в детстве и юности. Пропахшие потом мужики, пившие пиво прямо из бутылок и похотливо поглядывавшие на Клару. Они любили моего отца, потому что он давал им щедрые чаевые. Я вдруг представила, что сейчас крышка гроба поднимется и отец бросит рабочим пару купюр со словами: «Это вам, ребята».
Впрочем, я не верю в воскресение из мертвых. Одетая в белый костюм Клара напевала «Интернационал». Ее коротко подстриженные волосы были перекрашены в черный цвет, лицо закрывали большие солнцезащитные очки. Сегодня ей исполнилось сорок пять лет. Но разве можно поздравлять в такой день? Клара держалась отчужденно и походила на величественную статую Скорби и Печали. Она не плакала, а декламировала стихотворение об ульмском портном, который хотел летать, но упал с крыши церкви и разбился насмерть. И тогда епископ сказал людям, что человек не создан для полетов. Клара декламировала очень громко, и рабочие решили, что эта довольно странная дама говорит речь в память об умершем.
Там, куда нас в конце концов положат, мечта о полете будет действительно несбыточной. Могила была влажной и холодной, и я зябла. Я плакала, ведь кто-то должен был поплакать по Вондрашеку, по всему тому, что связывало нас и разделяло.
Мы бросили в могилу розы. Когда рабочие начали засыпать гроб и цветы землей, Клара отвернулась и сказала:
— Он по крайней мере пытался взлететь. И это ему в определенном смысле удалось.
Мы пообедали в ресторане гостиницы «Четыре времени года», где я остановилась. То были одновременно поминки и празднование дня рождения, а за соседним столиком отмечали крестины. Клара так и не сняла свои смешные очки с темными стеклами, и официанты приняли ее за знаменитость, которая старается остаться не узнанной. Клара пила финскую водку со льдом и лимоном и закусывала икрой.
— Я купила самый дешевый гроб, поэтому мы можем позволить себе от души поесть. Знаешь, Фелиция, черный цвет тебе не идет. Китайцы в знак траура надевают белые одежды, мне кажется, этот цвет больше подходит для скорби, ты не находишь?
— Не могла бы ты снять очки? Они раздражают меня.
Клара с улыбкой сняла очки, но я тут же пожалела об этом.
— Немедленно надень их снова. Что случилось, Клара?
Ее левый глаз заплыл, кожа вокруг него стала синевато-багровой. Правый глаз был тщательно накрашен, на веки наложены синие тени, имитирующие синяк. Это выглядело как беспомощная попытка вернуть лицу нормальный вид. Клара снова надела очки, допила водку и взяла из моей пачки сигарету. К ней тут же подошел официант с зажигалкой и дал прикурить. Она снова заказала двойную водку.
— Это произошло позавчера. В метро. Я ехала домой после работы. В нашем театре сейчас идет прекрасная постановка «Юлия Цезаря». Правда, я еще ни разу не видела начала, поскольку после закрытия кассы должна подвести итог и сдать деньги и оставшиеся билеты. Мне ведь платят не за то, чтобы я смотрела новые постановки на сцене театра. Беднякам не нужна культура, Фелиция. Им нужны шапки-невидимки.
