– Да, конечно. А по-твоему, следует мыться в одежде?
– Но…
– Ты уже видела меня обнаженным. Если уж зашла об этом, мы не должны стесняться друг друга.
У Элизабет перехватило дыхание. Джек заметил, что она старается на него не смотреть. Однако любопытство вскоре оказалось сильнее смущения. Он поймал на себе, на своем обнаженном теле, ее пристальный взгляд, и его мужское естество мгновенно на это отреагировало. Джек почувствовал, как его плоть наливается страстью: всего несколько секунд, и его возбуждение стало невозможно скрыть.
– Проклятый недуг! – негромко выругался он и с изумлением услышал, что Элизабет робко засмеялась.
– Даже против самого серьезного недуга должно существовать лекарство! – с неожиданной смелостью заявила она.
Джек встал в небольшую медную лохань и снял с ближайшего шеста мешочек из козьей шкуры. Из него он вылил себе на голову немного драгоценной воды, и она потекла по его телу тоненькими ручейками. После этого он зачерпнул из чашки горсть чистейшего белого песка и начал легко тереть им свое тело.
– Расскажи мне, что происходило, когда я потеряла сознание, Джек! – попросила Элизабет.
– А в какой момент ты потеряла сознание?
Элизабет немного помолчала, а потом почти шепотом ответила ему:
– Это было вечером того дня, когда погиб отец. Я готовилась ко сну, а Амелия Уинтерз пришла ко мне со стаканом подогретого козьего молока. – Ее голос стал громче, даже послышались гневные ноты. – Она уверяла, что молоко поможет мне уснуть. Конечно! Эта ведьма что-то подмешала мне в молоко, чтобы я не смогла проснуться.
– Какая подлость!
Элизабет энергично кивнула.
– Я помню, она смеялась и говорила, что они собираются завладеть моим дневником и картами. А я не смогу им помешать, потому что не проснусь и не побегу за ней.
Джек секунду стоял неподвижно, прекратив тереть песком покрытую темными завитками грудь.
– Так, значит, это Амелия Уинтерз рылась в твоих вещах, когда ты ночевала в гробнице леди Исиды?
– Она сама призналась мне в этом. – Элизабет тяжело вздохнула. – И еще, что граф Полонски был с ней заодно.
Продолжая мыться, Джек рассказывал:
– Первым неладное заметил Али. Он хотел поговорить с тобой, и его встревожило, что ты не отозвалась ни на его стук, ни на оклики. Он сразу же сообщил об этом мне: разбудил меня рано утром.
Джек принялся мыть спину, но под левой лопаткой оказалось место, до которого ему никак не удавалось дотянуться.
– Дорогая, оказывается, я должен просить тебя о помощи.
Элизабет подняла голову:
– Да, милорд?
– Вот тут есть одно место, – он показал ей, какое именно место имел в виду, – до которого я не могу дотянуться. Ты не возражаешь?
С этими словами он протянул ей горсть белого песка.
– Конечно, – не без смущения откликнулась Элизабет, вставая на ноги. Взяв у него песок, она попыталась тереть им его спину под левой лопаткой. – К сожалению, мытье песком требует умения, которое я пока не освоила. У меня весь песок просыпался.
– Это ничего, – сказал он, напомнив себе, что необходимо продолжать делать глубокие вдохи и выдохи. Робкое прикосновение ее пальцев заставило его забыть обо всем.
– Я потерла то место, которое надо тереть?
Джеку отчаянно хотелось сказать «нет», громко крикнуть «нет» и объяснить Элизабет, какому месту требуется ее прикосновение.
Джек никогда не назвал бы себя человеком скромным, но в этот момент он был настолько близок к тому, чтобы пролить свое семя прямо в воздух, что вынужден был повернуться к ней спиной и поспешно закончить мытье.
– Так вот, – проговорил он, немного овладев собой, – мы заглянули во все остальные дома для гостей и обнаружили, что они опустели. Исчезли не только Амелия Уинтерз и Андре Полонски, но и полковник тоже, Это известие было для нее полной неожиданностью.
– Полковник Уинтерз тоже исчез?
Джек кивнул:
– Как сквозь землю провалился.
– Господи, а что, если с беднягой сделали что-то дурное?
– Нисколько, – отозвался Джек с сардонической улыбкой.
Он смыл песок с тела и выпрямился. В черных волосах на его голове, на груди, на стреле вдоль живота и в треугольнике вокруг гордой плоти блестели капли воды, напоминавшие росу. Он взял чистое одеяние и набросил его себе на плечи.
– А куда деть эту воду? – спросила Элизабет.
– Здесь, в пустыне, мы воду зря не тратим, особенно ту, которую берем в оазисе, чтобы мыться. Песок быстро осядет на дно лохани, и воду можно будет использовать – постирать одежду или напоить животных.
Ее голос стал хрипловато-грудным:
– Очень разумно, милорд.
Потом она снова вернулась к разговору о ее бывших спутниках:
– Пожалуйста, продолжайте рассказ о событиях последних дней.
Выражение его лица вмиг стало серьезным, глаза, потемневшие от гнева, казались почти черными.
– Мы обнаружили тебя в доме, Элизабет. Несколько секунд нам казалось, что ты умерла.
Джек не смог бы передать ей, что именно он испытал в те мгновения, пока не стало ясно, что у нее просто очень глубокий сон. Он готов был крушить все вокруг, убить всех, кто попадется ему под руку… Ему показалось, что она умерла, что он уже не сможет ничем ей помочь, как когда-то не смог ничем помочь матери. Ему хотелось убивать или умереть самому. И ему было не важно, сделает ли он первое, или второе, или и то и другое.
Ее глаза изумленно округлились.
– Вы с Али решили, что я умерла?
– Да. А потом мы поняли, что тебя просто чем-то опоили. Стакан с остатками молока и кувшин по-прежнему стояли на подносе у твоей постели. Но как мы ни старались, разбудить тебя нам не удалось.
Элизабет потерла виски.
– Кажется, я смутно припоминаю, как кто-то звал меня, заставлял ходить по комнате, вливал мне в горло какую-то горячую жидкость…
– Мы пытались тебя разбудить, но все было напрасно. Опасаясь, как бы к с Али что-нибудь не случилось, я отправил его к бабке и деду, хотя он долго возражал, не хотел уезжать. Я уверил его, что ты будешь в безопасности здесь, в пустыне, со мной и что Народ будет охранять тебя, как свою. В конце концов он все-таки согласился ехать. Его сопровождали несколько ближайших помощников твоего отца. Они благополучно доставят Али к его родным и, вернувшись в Луксор, будут дожидаться наших дальнейших распоряжений.
– А мои вещи?
Ему было искренне неприятно сообщать Элизабет об этом.
– Все в твоем доме было перевернуто. Я посадил тебя в коляску твоего отца и привез прямо сюда, к Народу. Я должен был прежде всего позаботиться о твоей безопасности.
