Но планы по приручению Стива и реконструкции идиллии неизбежно сталкиваются с моим собственным отчуждением.
Я и мечтаю о нашем новом сближении, и не хочу его. Все-таки Стив оказался не тем человеком, за которого выдавал себя. Или не тем, за которого я его принимала.
Я все еще не в состоянии забыть его. И груз одиночества кажется мне день ото дня все более непосильным, а то, что Стив звонит мне так редко, – почти оскорбительным.
В общем, решить я ничего не могу, но в то же время ребенку ясно, что от меня ничего особо и не зависит.
Глава 3
– Алла, доброе утро. Наконец-то я застал тебя дома!
– Странно довольно-таки… Я ведь и не хожу никуда, кроме как на работу!
– Вчера и позавчера, по крайней мере, ты просидела в своем издательстве до одиннадцати, не так ли? Тебе удлинили рабочий день?
– Да, вчера я действительно вернулась поздно. Ездила в Дубровск.
– Это где?
– В ближнем Подмосковье.
– Ну и как поездка?
– Успешно.
…Какое там успешно?! К нотариусу Никоэлян Джульетте Саркисовне очередь, как в Гражданскую войну за хлебом! Дарственную только со второй попытки забрать удалось! А в первый раз меня выставили из дубровской нотариальной конторы за пятнадцать минут до ее закрытия.
– Разобралась со всеми делами? Ничего больше не тяготит тебя?
– Нет, ничего. Спасибо, что ты обо мне беспокоишься.
– Ты же знаешь, я всегда…
– Да, Стив, я знаю. Ты очень заботливый, внимательный… Просто идеальный друг!
– Да что это с тобой сегодня случилось? Комплименты мне говоришь?
– Не нравится?
– Ну уж ты слишком! Прямо как на поминках. Это только о покойнике – или хорошо, или никак.
– А живым непременно надо высказывать в глаза всякие гадости?
– Ну, скажем, не гадости, а упреки.
– Почему?
– Так естественнее.
– О, не беспокойся! Мне совершенно не в чем упрекнуть тебя.
– Опять за свое?
В голосе мягкая, еле уловимая усмешка. Абсолютно как в те, доапокалиптические времена. Я не выдерживаю. Единственное, чему я еще не научилась, – это сопротивляться воспоминаниям.
– Стив, пожалуйста, не говори со мной так. Потому что тогда…
– Как так?
– …тогда все начнется по-настоящему.
– Что – начнется?
– Упреки, выяснения отношений… А ведь нам с тобой… нам это совсем не нужно! Мы же интеллигентные люди…
– Ты думаешь, интеллигентные люди не могут раз в жизни нормально, по-человечески поговорить?
– Да отчего же? Могут, наверное…
Продолжительная пауза.
– Почему ты так долго не звонил?
– Ездил в Германию.
– По делам?
– В общем-то по делам. Но на несколько дней задержался. В Гамбурге я случайно познакомился с соотечественниками, и меня пригласили на выставку «Современная русская икона».
– Интересно?
– Своеобразно. Так сложилось – не пойти было нельзя… Я, собственно, тебе затем и звоню.
– Вот оно что!
– Хочу пригласить тебя в иконописную мастерскую.
– Да зачем мне в эту мастерскую?
Но он не торопится удовлетворить мое любопытство, и окончательно смысл нашей поездки я прозреваю уже в машине. Ехать нам долго – до самой границы… Московской области, и Стив не спеша и, как мне кажется, с удовольствием рассказывает о своих новых знакомых – Андрее Башляеве, владельце иконописной мастерской «Богомаз», и его супруге Екатерине.
Башляев – интересный, прекрасно образованный человек. В свое время он закончил психологический факультет Московского университета. На четвертом курсе Андрею довелось пережить стресс, ставший для него началом психологического перелома. Постепенно молодой человек уверовал в Бога и начал посещать русскую православную церковь, а после окончания университета даже отнес документы в духовную семинарию.
Однако по неизвестным причинам документы у него не приняли. Тогда Башляев занялся иконописью, мечтал даже о поступлении в художественный институт, но вовремя одумался и от идеи сделаться иконописцем отказался.
Писать иконы – это вам не логотипы фирменные разрабатывать! Здесь не отделаешься ремесленными навыками – одной виртуозной техники окажется маловато. Призвание нужно, дар! Не побоимся столь громких слов. А Андрей оказался одаренным наполовину. Он кожей чувствовал настоящие вещи, а сам ничего подобного написать не мог. Однако человеком он был рассудительным и смышленым, поэтому даже половинчатая одаренность пошла ему на пользу. Андрей сделался экспертом-оценщиком, и его пригласили на работу в известный художественный салон.
Проработав несколько лет в неплохо оплачиваемой должности эксперта, Башляев смог открыть собственную мастерскую, в штате которой трудились исключительно подлинные художники. Стив, наверное, выбрал не совсем точное слово: все-таки художник – это не иконописец, но я не стала перебивать.
Вот уже несколько лет дела в башляевской мастерской «Богомаз» движутся как по маслу. Повсюду в городах и весях нашей необъятной родины восстанавливаются разрушенные при советской власти церкви (Андрей объяснил: правильно говорить – храмы). Многие, уже восстановленные, меняют убранство на более роскошное. Короче, пока с заказами в мастерской нет проблем. Казалось бы, предприимчивый владелец «Богомаза» может почить на лаврах. Ан нет! Мастерская участвует во всех православных выставках и ярмарках и даже собственные персональные выставки проводит. В этом году они впервые представляли свои иконы за границей.
– Молодцы, – тихонько вздыхаю я, дослушав до конца историю предприимчивого Андрея Башляева.
…Все как всегда. Наш разговор окончательно скатывается в спокойно-вежливое русло, в непринужденный обмен информацией. Просто в болото! Мы увязаем в этом русле от встречи к встрече, от фразы к фразе. Неужели все, что осталось у Стива ко мне, – это одна спокойная вежливость? А у меня к нему?.. Да тоже! Да! Нет… Но он так старательно истребляет во мне последние остатки чувства…
А что он, по-твоему, должен сделать? Свернуть по первой попавшейся дорожке в лес, запереть машину и повалить меня на сиденье!.. Ты же, дорогая моя, стремительно теряешь человеческий облик. И превращаешься в самку. В самку без самца!
Я внимательно разглядываю красивые, холеные руки Стива, в спокойной безмятежности лежащие на руле, и пытаюсь представить, как этими руками он будет рвать пуговицы на моей блузке, и от волнения мне становится нехорошо. Я напрягаюсь – любыми средствами мне необходимо справиться с собой, делаю глубокий вздох с таким звуком, как будто бы Стив уже свернул с шоссе в лес: мой вздох больше походит на стон оргазма.
