– А вот, например, деталь из более ранних времен: над входом в подъезд дома номер 22 в Печатниковом – неожиданный барельеф с профилем вождя трудящихся Ленина. Местные жители рассказывают вполне правдоподобную версию его происхождения. В 1924-м шел ремонт дома, в это время рабочих постигла страшная весть о кончине Ленина. Руководствуясь творческим порывом, они приколотили на стенку скромное изваяние, которое сами соорудили из бетона. Оно стало первым памятником вождю. Потом, как вы знаете, этими памятниками засорили все Москву, Россию и СССР, а также страны социалистического содружества.
Саша все сильнее чувствовала, что говорит не так и не то. И главное – не тем. Дети с шариками начинали изнывать, мамашки поглядывали на нее с нескрываемым раздражением. В ответ она улыбалась летучей улыбкой королевы. Улыбкой человека, бессильного повлиять на ситуацию, но тщательно скрывающего этот факт и не желающего терять своего достоинства.
– Дома номер 5 и 7 по Печатникову переулку – истинное чудо краеведения. Вы видели их в первой версии фильма «Двенадцать стульев» – в крошечном особняке с разлапистыми кариатидами проживала Эллочка-людоедка. Замечательная прозорливость: на самом деле Эллочка жила не здесь, а неподалеку – в Варсонофьевском, но, если бы она стала выбирать дом по собственному вкусу, сделала бы именно такой выбор.
На фасаде имеются буквы «ПС» – инициалы первого хозяина дома, карьерно продвинувшегося в 1890-х годах крестьянина Петра Сысоева…
…А сейчас мы находимся с вами в Большом Головине переулке. Лет двадцать – тридцать назад зимой хитроумные местные жители ставили на въезде в переулок самодеятельный «кирпич» и катали детей с горы на санках. Этот переулок примечателен прежде всего тем, что в нем проживал Иван Моторин, создатель знаменитого, хотя и безмолвного Царь-колокола.
В соседнем Большом Сергиевском зимовал у родственников юный Лермонтов, а на втором этаже дома номер 18 была мастерская Эрнста Неизвестного. В Большом Головине находилась знаменитая на всю Москву пивная, где обретались многие деятели советского искусства, в связи с чем переулок в шутку называли «больной Головин».
Последняя фраза была явно лишней, и Саша окончательно смутилась.
…Вообще весь маршрут этой поездки разработан на редкость неудачно – после Сретенки экскурсанты должны отправиться на ВДНХ, чтобы стать свидетелями какого-то грандиозного шоу. А она со своими москвоведческими изысканиями, получается, идет к шоу в нагрузку. Саша украдкой взглянула на часы. Ну минут десять – пятнадцать болтать еще придется. Хорошо, что в запасе у нее остался один вполне безобидный сюжет.
Напряженно улыбаясь, Саша оглядела слушателей и вдруг замерла: среди мамашек, бантиков, шариков, седых буклей и чего-то еще, явно несовместимого с андеграундом, стоял Дмитрий. Тот самый Дмитрий, которому в марте она отправила престранное письмо. Неужели такие письма доходят?.. Саша все смотрела, неотрывно смотрела на Дмитрия, и не могла больше улыбаться, и уже с трудом могла говорить… Потому что это был настоящий, живой, уехавший в Голландию Дмитрий. От волнения она не понимала, что выражает его лицо. Но ясней ясного было, что на экскурсию он пришел с единственной целью – встретиться с ней. Пришел или приехал из-за границы? А вдруг он вообще никуда не уезжал?
– А самым колоритным был двор дома номер 14 по Печатникову переулку, на месте которого теперь огороженный пустырь. В конце семидесятых годов в этом доме жил большой человек, парикмахер Большого театра, и все почему-то думали, что он спрятал у себя во дворе клад. Сретенская богема устроила здесь собственную летнюю веранду. Среди роз поставили навес с гамаком, летом можно было спать на улице. Потом подвели туда свет, телефон, потом в кустах как-то сами собой выросли тыквы, и еще завели козочку – ходили с ней гулять на бульвар, как с собачкой. Жила она на черной лестнице, и там же с ней жила лошадь. Лошадь была приготовлена на убой, детишки ее украли и привели сюда. Ее часто телевидение снимать приезжало, даже заграничное.
А теперь, как видите, почти никого и ничего не осталось. Олег Бурьян перебрался в Марьину Рощу, лошадь живет в Хотькове – возит туристов от станции до Абрамцевского музея, а всех остальных отселили в Митино… И на этом наша экскурсия подошла к концу…
– А куда делась козочка? – перебил Сашу беленький бантик.
Саша совсем было растерялась, но, к счастью, в этот момент к ним подошла сопровождающая группы:
– Нам пора – опаздываем к началу шоу!
– А козочка? – настаивал детский голосок.
– Пошли-пошли!
Экскурсанты потянулись вверх по переулку, оставив Сашу и Дмитрия одиноко стоять на углу Печатникова и Трубной.
Глава 5
– Выходит, ты получил мое письмо?
– Получил. Это просто невероятно, но…
– И ты живешь теперь на улице Катукова?
– Какое там! Я живу в Амстердаме. Помнишь, как мы ездили с тобой зимой в Амстердам?! Катались на коньках всю ночь по замерзшим каналам… Когда я вижу наши с тобой места, каналы… И ту кирху с часами, рядом с которой мы жили… А помнишь, когда мы с тобой только приехали в Амстердам, какой был холод! – я тебе сообщил, что замерз старик Альберт. А ты очень удивилась, недоуменно пожала плечами и даже испугалась за меня – чему же здесь радоваться? А потом, когда узнала, что старина Альберт – это старый амстердамский незамерзающий канал, как мы хохотали?! И катались по нему на коньках…
– И мое письмо тебе переслали туда, в Амстердам?
– Нет же! Нет… Представь только, как интересно получилось. В июне этого года я гостил у родителей, на Катукова. Провел там несколько незабываемых дней. И вот когда уезжал и уже вышел на лестничную площадку, вызвал лифт, отец вдруг сунул мне несколько старых писем, пришедших почему-то к ним, но адресованных на наше давным-давно закрытое предприятие!..
– Понятно, дефолт, обвал рубля, всеобщее банкротство и все такое прочее.
– Конечно! Что в них может быть, в этих письмах? Ясно что – очередные претензии, угрозы в связи с невыплатами, нарушениями договоров, обязательств и так далее и так далее. Короче, все эти неактуальные письма я, не глядя, пихнул в боковой кармашек своей дорожной сумки, собираясь выкинуть их в ближайшую урну. И так бы обязательно и сделал, но… сразу у подъезда нас ждало такси. А дальше – аэропорт, тотальная суета, переселение народов, поголовная эвакуация… В общем, про письма я напрочь забыл. Приехали в Голландию. Я второпях разобрал сумку и сунул ее в шкаф. Вместе с письмами.
И вот проходит три месяца, понадобилась мне зачем-то эта сумка. Вынимаю ее из шкафа. Глядь – а в ней забытые конверты!.. Был вечер, горел камин. Писем-то было немного, штук пять-шесть, не больше. Я, не задумываясь, швыряю в огонь одно. Тут же другое. А за ним и третье, и четвертое. Тоже не читая, не рассматривая, заметь! Гляжу, как они мучительно корчатся и чернеют в огне…
Дмитрий сделал паузу. Волнительно вздохнул полной грудью, счастливо поглядел на Сашу и стал сказывать дальше:
