«Они ведь испугались! Элементарно перетрусили, увидев у меня ее фотку, – рассуждала Лена, лежа ночью без сна в постели. – Хорошо хоть мама ни о чем не догадывается! Леонарда, значит, – авторитет в колдовском мире... А я-то, лохушка, хотела ее – ее же оружием! Не получилось... Ну ничего. Слава богу, унесла ноги».
На следующий день Лена почувствовала себя гораздо лучше. У нее был здоровый, молодой организм, а средство, подмешанное в апельсиновый сок хитрой ассистенткой, обладало, по всей видимости, хотя и сильным, но краткосрочным действием. Однако вопрос с Леонардой так и остался неразрешенным. У другой на ее месте, возможно, опустились бы руки, но Елена была не из таких. Просыпаясь каждое утро, она убеждала себя, что рано или поздно должна что-нибудь придумать. Пока все ее планы оставались тщетными, однако Лена не унывала.
Глава 14
Александра Васильевича по-прежнему влекло к Тане. Испытывая мучительное желание бесконечно унижаться перед ней, он одновременно жаждал унизить, растоптать ее за собственную несвободу.
Такого с ним никогда еще не случалось. Отличаясь холодным, апатичным нравом, он и в горячечном бреду не мог бы представить себя в подобном положении. Но теперь смотрел на все точно сквозь ядовитый, сладкий туман и несся, не разбирая пути, к Тане.
Посреди рабочего дня Александр Васильевич вдруг запирал свой кабинет и торопливо предупреждал Губанова:
– Мне срочно нужно на объект, в покровские переулки. В международную общественную организацию «За жизнь без СПИДа и насилия».
Приехав в заветный особняк, он подолгу разыскивал Таню в путаном лабиринте коридоров – она редко оказывалась на месте – или прилежно ожидал, пока закончится ее совещание. Лицо его тогда становилось чугунным, глаза рассеянно блуждали.
Затем не сговариваясь они оба делали вид, будто Александр Васильевич действительно приехал решить какую-то возникшую проблему по Таниному заказу, а она будто в это верила и вовсе не догадывалась об истинной цели его визита.
Александр Васильевич принимался обстоятельно объяснять загвоздку, стараясь говорить размеренно и спокойно. Таня же добросовестно вникала в проблему.
Потом они отправлялись в какое-нибудь людное общественное место, в холл или в кафе, и там у всех на виду, разложив эскизы, планы и спецификации, сосредоточенно склонялись над ними.
– Татьяна Юрьевна... – слегка касаясь ее талии локтем, говорил Александр Васильевич. – Татьяна Юрьевна, если вот здесь мы устроим шкафы, как вы предполагаете, то дверь будет плохо открываться...
Вглядываясь, Таня наклоняется ниже, их головы почти соприкасаются. Александр Васильевич слышал запах ее волос, а Танина выбившаяся прядка ползла по его лицу.
– Ну хорошо. Тогда изменим глубину этого шкафа. – Таня решительно отчеркивала прямую линию толстым карандашом.
Александр Васильевич завороженно следил за ее длинными пальцами, унизанными кольцами.
– Если мы срежем глубину шкафа, – говорил он, – дверь в кабинет все равно не будет открываться до конца. Видите почему? – В порыве делового энтузиазма Александр Васильевич придвигался к Тане и теперь ногой через тонкую ткань брюк чувствовал ее голое колено.
– Ах, ясно. Двери мешает задняя стенка шкафа. Так, Александр Васильевич? – Таня в раздумье покачивала ногой.
– Нужно, Татьяна Юрьевна, отодвинуть шкаф. – Александр Васильевич осторожно брал из ее руки карандаш, словно невзначай касаясь ее пальцев, и рисовал другую линию, которая у него получалась нервной и кривой, точно собственная кардиограмма.
По Таниному лицу пробегала тень улыбки.
– Насколько же отодвинуть, Александр Васильевич?
– А вот это, Татьяна Юрьевна, нужно смотреть уже на месте!
После этого они одновременно вставали. Александр Васильевич убирал со стола бумаги и складывал их в папку. Таня помогала ему, а потом быстро вела его коридорами и лестничными маршами в самую глубину дома, сохраняя сухой, официальный вид, но мило кивая встречным.
Наконец, Александр Васильевич с Таней входили в какую-нибудь пустую комнату, где старая игра немедленно сменялась новой, в которой он с наслаждением, не свойственным ему прежде, исполнял роль грубого насильника, а она – беспомощной жертвы.
Вечерами Александр Васильевич часто наведывался в Перепелкино. Там правила игры были уже другими.
Подъехав к заповедным глухим воротам, он легонько сигналил. Ворота отодвигались, и Александр Васильевич не спеша въезжал на территорию.
Обычно в это время смеркалось. В парке горели фонари, освещая яркие клумбы, выложенные гирляндами из живых цветов и зелени, дорожку к дому и крыльцо. Пахло садом, свежестью и чем-то вкусным. Во всем чувствовался праздник.
Астерий с Викой выходили из дома его встречать. Оба нарядно одетые.
За ними появлялась улыбающаяся Таня в белом или черном платье с пышным кружевным подолом. Невесомо-легко сбежав по ступенькам, она обгоняла молодую чету.
Александр Васильевич выходил из машины в белоснежной расшитой сорочке, брюках благородного цвета слоновой кости и черных остроносых замшевых ботинках. Всю эту одежду он специально купил для этих визитов и возил с собой в багажнике. Немного не доезжая до Перепелкина, останавливался у леса и переодевался.
Радостно смеясь, Таня протягивала ему сразу обе руки. Александр Васильевич сладко прикладывался к ним, чуть раздвинув пальчики, увитые перстнями, целовал между ними. Это доставляло ему особое, острое наслаждение.
Таня обычно хохотала, вырывая руки, и счастливо его обнимала. Затем, целуя в ухо, нежно шептала:
– Ты приехал... счастье мое...
Александр Васильевич, хотя и понимал, что это всего лишь часть игры, каждый раз был очарован ее сладким шепотом.
Затем Александр Васильевич крепко жал руку сыну, оглядывал его с головы до ног и удовлетворенно хлопал по плечу, мол, орел вырос, молодец!
Вика на Танин манер протягивала Александру Васильевичу две руки с длинными коралловыми ногтями, в кольцах, и он так же целовал их, каждый раз сознавая, что они лишь жалкая пародия на Танины ручки. Как у Тани все было шикарно, органично и просто, так у Вики – вымученно и коряво.
Потом все отправлялись на праздничный ужин, Астерий любовно обнимал Вику, Александр Васильевич – Таню. Со стороны все это выглядело вполне правдоподобной картиной – всеми желанный, любимый человек приехал в уютный, счастливый дом, где ему бесконечно рады... А главным героям этой сцены, Тане и Александру Васильевичу, удавалось даже жить внутренним духом их ролей – счастливой семейной пары. Если бы Константин Сергеевич Станиславский мог увидеть их игру, он наверняка сказал бы:
– Верю!
Они и сами в это верили. В эти моменты о Лизе Александр Васильевич просто не помнил. Но скорее всего, здесь не было никакого колдовства, на него просто действовала сила Таниного таланта.
