Лиза вежливо засмеялась. Опять наступило молчание.
– Елизавета Дмитриевна, – попросил вдруг Руднев другим голосом. – А расскажите о себе.
– Что же вам рассказать? Тоже какие-нибудь смешные истории?
– Нет, наоборот...
– Грустные? Этих сколько угодно, хоть отбавляй.
– В это невозможно поверить, Елизавета...
– Да называйте меня Лизой, – досадливо перебила она его.
– С удовольствием, Елиз... Простите меня, Лиза. Вообще, я не из робкого, как говорится, десятка. Видимо, тут сказывается...
– Что сказывается?
– Я волновался, что вы не поедете.
– Но я уже еду.
– Да-да. Но теперь я волнуюсь, что вы едете.
– Может, тогда мне лучше не ехать?
– Нет-нет-нет. Я чушь несу.
– Знаете что, Олег. Расскажите-ка лучше вы о себе.
– С радостью, Лиза. Я москвич. Мне тридцать пять лет. Образование высшее. Холост. Без вредных привычек. Без жилищных и материальных проблем...
– О! Похоже на объявление о знакомстве.
– Вот именно. Абсолютно верно. Я ищу, то есть хотел найти подругу дома и хозяйку жизни. То есть все наоборот, господи! Подругу жизни... Но мне не везет. Вот и сейчас... Сами видите.
– Что сейчас? Не везет?
– Да. Совершенно не везет. Я понимаю, что не могу найти с вами общего языка. Я вам скажу просто: вы мне понравились. Очень. Я в вас влюбился, как только увидел вас тогда, в баре фитнес-клуба. Но у меня такая особенность, в смысле талант – говорить всегда не то, невпопад. И я, конечно, этим не могу понравиться никому.
Вот теперь Лиза начала его понимать. У этого красивого мужика просто комплекс неполноценности. Ох уж эти комплексы! Ей стало весело.
– Олег, вы пробовали знакомиться по объявлению. И что?
– Ох, Елизавета... Это вам будет совсем-совсем неинтересно.
– Нет, почему же?! Расскажите.
– Ну, раз вы так просите... Откликнулась одна дама из Белгорода. С ребенком.
– Но вы с ней не стали встречаться?
– Нет. Мы с ней просто переписывались. А потом она вдруг как снег на голову заявилась ко мне. Говорит: я вас полюбила и все такое прочее. Вначале я даже не мог понять, кто она такая.
– Она, что же, вам даже не прислала своего фото?
– Фотографию прислала еще в самом начале. Но маленькую и, видимо, давнишнюю. А воочию она оказалась совсем другой.
– И вы ее, Олег, сразу прогнали?
– Лиза, вы смеетесь? Нет, конечно.
– Значит, эта дама из Белгорода стала жить у вас, что ли?
– Ну да. А что мне оставалось делать? Я действительно писал ей, что мы, возможно, подходим друг другу. Я сам виноват, нафантазировал себе.
– Но она к вам заявилась хоть без ребенка?
– Как так можно, Елизавета Дмитриевна?! Конечно, с ребенком. Куда же она его денет? Она мне о Васе в первом же письме написала. А я отписал, что Вася не помеха.
Рассказывая о себе, Олег кусал губы, волновался, но, как и всякий одинокий человек, радовался возможности высказаться и тем облегчить душу. Лиза поняла это и смелее стала его расспрашивать. Она сама почувствовала вдруг себя такой же одинокой, никому не нужной, и ей тоже захотелось поведать о себе, о своем одиночестве и грусти.
– Ну и как же потом вы с этой дамой расстались? Она уехала в свой Белгород? Сама? Или вам все-таки пришлось ее выгнать?
– Ну что вы?! Просто она сама вскоре поняла, что мы не подходим друг другу. Что мы не пара.
– И уехала в Белгород?
– Нет же. Тут, в Москве, нашла другого, более ей подходящего. Он установщик пластиковых окон, кажется. Она ушла к нему.
Они уже подъезжали к Звенигороду.
– С чего начнем наш променад? – спросил Руднев.
– Вам виднее, Олег. Вы же подготовились.
– Тогда я предлагаю осмотреть жемчужину края – Саввино-Сторожевский монастырь...
Заходя в монастырские ворота, Олег перекрестился и несколько раз тревожно, с сомнением оглянулся на свою машину. Казалось, он боялся, что ее угонят, – потому и крестился.
– Мы сейчас проходим под Троицкой надвратной церковью, – сообщил он. – Она построена в середине семнадцатого века. Это один из последних в России шатровых памятников, строительство которых вскоре было запрещено особым распоряжением патриарха Никона...
Они вышли из холодной, сырой арки на территорию монастыря. Олег, вдруг задрав голову, принялся что-то отыскивать наверху.
– К надвратной церкви, как видите, примыкает звонница. В ее центральном проеме – очевидно, вон там, видите, Лиза! – раньше находился знаменитый в России колокол весом в тридцать четыре тонны, его изображение было даже главной фигурой герба Звенигорода. В тысяча девятьсот сорок первом году при подходе фашистских войск колокол пытались снять с колокольни, но неудачно, он разбился...
– Олег, – мягко улыбнулась Лиза, перебив его. – Вы так интересно рассказываете, как экскурсовод. Ваша работа, наверное, связана с историей? Так?
– Совсем нет. Моя работа не имеет никакого отношения к истории. Вам, Лиза, слушать о ней будет скучно.
Лизе хотелось сказать, что слушать про колокол ей еще скучнее, но побоялась обидеть Олега.
– И все же. Мне интереснее послушать о вас. Ведь согласитесь, Олег, что я должна знать, с кем уехала в такую даль. Так что рассказывайте... Ну же, я слушаю!..
Они шли по зеленой аллейке монастыря. Лиза, чуть улыбаясь, рассеянно разглядывала старинные постройки. Но если бы она сейчас вдруг посмотрела на лицо Олега, то наверняка очень удивилась бы. Куда девалось его смущение и робкое выражение недотепы?.. Лиза увидела бы суровую маску и глаза, сверкающие тревожным огнем. Однако Олег быстро взял себя в руки и вновь превратился в стеснительного мальчика.
– Я жду, – напомнила Лиза.
– Работаю я в некоммерческой общественной организации, которая занимается пропагандой здорового образа жизни и гуманного отношения к людям.
– И вы, как специалист по рекламе, все это и рекламируете?
– Нет, я рекламирую саму организацию. А рекламировать здоровый образ жизни и гуманизм – это уже непосредственная задача специалистов самой организации.
Действительно неинтересно, зевнула Лиза и зачем-то вдруг спросила:
– Олег, а где ваши родители?
– Родители? – Руднев напрягся и даже зачем-то повторил: – Где мои родители?..
На этот раз от Лизы не укрылась резкая перемена в его облике: сурово окаменевшее лицо и бегающие, точно у пойманного зверя, глаза.
Она уже раскаялась, что задала такой вопрос. Возможно, с его родителями произошла какая-то драма, что-то страшное – не стоило напоминать о них Олегу.
