— Ну, здравствуй. Опять не могу тебя найти. — Это оказалась Глинская. — Много интересного узнала. Но по телефону не хочу. Завтра-послезавтра приеду. Но знаешь? Я почти уверена, что скитания нашего Гришки с Лизой в конце концов завершатся здесь, в Питере.
— Они уже здесь.
— А ты?
— Тут же. Но я сейчас уезжаю.
— Ничего, успеешь. Ты должен мне обстоятельно все рассказать. Садись немедленно в метро, доезжай до станции «Черная речка». Там выйдешь и жди меня.
Когда я был уже в вестибюле метро, опять загудел сотовый, на дисплее светился губановский номер. Нервы у меня сдали, я отключил телефон.
На «Черной речке» я простоял на сыром ветру минут двадцать, мучаясь тягостными видениями: беснующийся у телефона Губанов и хмурый Макар. Наконец, явилась Глинская:
— Рассказывай.
Я кратко пересказал то немногое, что знал о Лизе с Гришкой.
— А у меня новостей больше… — Глинская двинулась от метро.
— Мне ехать надо.
— Куда?
— На работу. Переделывать.
— А как ты собираешься переделывать? Топором и долотом?
— Каким топором?! Рисовать.
— У тебя в номере компьютер есть?
— Нет там ничего!
— Тогда я тебе, так уж и быть, одолжу свой ноутбук. Ты нарисуешь и пошлешь им.
Точно! — радостно мелькнуло в голове, и можно пока не ехать. Я включил телефон, и он тут же разразился губановскими позывными.
— Алексан, это ты?! А это я, Губанов! Сегодня к нам в контору приезжал заказчик с Пятницкой! Устроил бучу! Он понарисовал тут такого!.. Репин, блин, голимый! Фуфел… Короче, Алексан, все тебя ждут!
— А ты пришли мне его художества…
— Это зачем? Нет, ты сам приезжай!
— Пока я буду ехать — глухая ночь настанет. Сейчас метель на трассе. А так — к утру отошлю уже готовый проект. Ради скорости.
Губанов задумался:
— Говорил же я тебе… Ладно, сейчас вышлю. Глинская, хохоча, подхватила меня под руку:
— Идем. Я замерзла как собака. Здесь неподалеку кафешка есть — тебе очень понравится.
Кафе называлось «Осиновый кол». В полутьме пустого зала горели керосиновые фонари. Мы сели за столик у разбитого зеркала во всю стену. Мое отражение было с единственным глазом на лбу, Глинская оказалась вовсе без глаз. Привидение в белом саване принесло нам меню:
ВАРЕНЫЕ МУХОМОРЫ (грибная солянка)
ЖЕРТВА ПОВАРА (шашлык из баранины)
КРОВЬ ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНЫ (телятина в остром соусе)
МОЛОКО ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНЫ (свинина в белом соусе)
КОЖА ВУРДАЛАКА (холодный шашлык)
ГОСПОДАРЬ ВЛАД (нарезка мясная)
МЕРТВЫЙ ГРЕК (брынза, овощи, салат, оливковое масло)…
Над нашими головами болталась удавка. За соседним столиком, завернувшись в черный плащ, сгорбился вурдалак с мертвецки-бледным лицом. Он злобно косился на нас.
— И что же может тут понравиться? — возмутился я. — Эту станцию мы давно проехали.
— Неужели? — Глинская лукаво улыбнулась.
— Ты это имела в виду, когда говорила, что нашла много интересного? — буркнул я.
Неслышно вернулось привидение с «молоком и кровью любимых женщин».
— И это тоже, — засмеялась Глинская. — Ну, слушай. Марины действительно нет в живых. Умерла она два месяца назад. Однако очень странная кончина. Отравилась рыбой.
Я сразу вспомнил Антошу и его гнилые шпроты.
— И много ты съел таких рыб? — поинтересовалась Глинская.
— Даже не притронулся.
— Вот! А Марина — две банки! Но дело в другом. Оказывается, она давным-давно развелась с военнослужащим и его детьми, как ты говоришь: проехала эту станцию. Жила одна как перст в однокомнатной квартире, здесь неподалеку. С соседями не зналась. Часто путешествовала. И поэтому ни у кого не вызвало подозрения, что ее давно не видно…
К нам попытался подсесть скелет в треуголке.
— Потом, потом… — отмахнулась от него Глинская и продолжала: — И только когда потянуло тлением — сообщили в милицию. Взломали дверь и в комнате на полу обнаружили уже разложившийся труп. Не за столом будет сказано: ее буквально лопатами отскребали от паркета.
У меня и без того кусок в горло не лез.
— А на столе, — продолжала Глинская, — стояли открытые консервные банки с тухлой рыбой.
— Ужас. — Я представил свой сегодняшний стол с Антошиными продуктами питания.
— Однако они могли протухнуть потом. Главное — труп сгнил, и никакое вскрытие… — Глинская остановилась, заметив мою тошноту. — Может, выйдем на воздух?
— Говори тут.
— А вскрытие этим рыбешкам никто не делал. В общем, зафиксировали причину смерти — отравление рыбой. И дело закрыли. Нет, нам нужно выйти.
На улице начинало темнеть.
— Где твой ноутбук? — Я с удовольствием вдохнул морозный воздух.
— У меня на квартире. Не люблю гостиниц.
— А квартира где?
— На Васильевском острове. Тебе определенно нужно проветриться. Пройдемся немного пешком.
Она ухватилась за меня обеими руками, и мы поскользили к Васильевскому острову.
— Смотри дальше, — продолжила Глинская. — Сразу после ее смерти «Обелиск» начал подбираться к Гришке. Связь? Быть может, наследство?
— Какое наследство?! — удивился я. — Она была медработником, лаборантом. К тому же постоянно путешествовала. Вряд ли скопила что-то.
— Так, — согласилась Глинская. — И обстановка в квартире это подтверждает. Но может быть, сама квартира?
— Выходит, — возразил я, — Иннокентий позарился на эту однушку, ужасно пропахшую и на отшибе. И ломовые бабки вбухивал и вбухивает в Гришку ради нее?! Сейчас Лиза с Гришкой живут в суперотеле на Морской. Там номер в сутки стоит…
— Верно, — кивнула Глинская. — Не нужна Иннокентию однушка. Он и без однушки хорош.
Она поскользнулась, и мы вместе упали.
— К тому же, — Глинская сидела на льду и не собиралась вставать, — такие люди, как Марина, очень редко составляют завещание. Почти никогда. И почему Гришке? Скорее уж его отцу. Но она ни с кем из них не общалась… И тогда о каком завещании может идти речь?
Я помог ей подняться. Мы двинулись дальше.
— А Гришкин двойник?! — вдруг вспомнил я.
— Очень хорошо, — одобрила Глинская. — Ты настоящий детектив. Что теперь у нас получается?
Мы миновали какую-то реку и шли уже старыми улицами.
— Тебе нравится Питер? — спросила Глинская. — Он напоминает наши места.
