Глинская еще долго говорила. Потом утром, после чая, она оделась и сказала:
— Я скоро приду. Ты пока отдохни, подумай. А вечером мы начнем действовать.
Я лег на диван и тут же уснул, лишь успев положить рядом сотовый в ожидании звонка Губанова.
Проснулся от легкого толчка. Рядом спала одетая Глинская. Но стоило мне шевельнуться, как она приоткрыла глаза.
— Звонил Губанов. Я ему сказала, что спит Алексан. И что если фуфелам понравится сортир — чтобы он сюда пока не звонил.
— Губанов что?
— Смеялся. Еще этот придурок называл меня Лизой. Давай поспим… — Глинская закрыла глаза.
Утром я позвонила Елене.
— Мам, у нас урок. Я перезвоню. У тебя все в порядке?
— Да, все в порядке.
Я села на кровати, не зная, что делать дальше. По плану надо идти в Летний сад, но какие в этой ситуации могут быть планы? От волнения казалось, что сердце подскочило куда-то к горлу и теперь пульсирует там, пытаясь прорваться наружу. Зачем в таком состоянии Летний сад?
— Да чего в номере торчать? — возмущался Гришка. — Погуляем, удовольствие получим.
Почему накануне великих свершений у него вдруг появился этот беззаботный, вальяжный тон и желание развлекаться? Все шиворот-навыворот! Герой! Сегодня в 21.00 тебя выставят из этой гостиницы… и — куда? Хорошо, если выставят… Если будет к тому времени кого выставлять. Я постаралась сосредоточиться. Как бы то ни было, а в нашем тандеме за старшего пока я. Значит, надо собрать вещи, снять с карточки какие-нибудь деньги — вчера в арт-ресторане «Клод Моне» мы глобально поистратились. Но главное — во что бы то ни стало надо держать в курсе событий Сашу и Глинскую. Я уже начинала волноваться, что пастухи не дают нам никаких указаний. А вдруг инструкции придут слишком поздно? Вдруг мы не успеем их передать?
— Ладно, идем в Летний сад.
С улицы можно будет спокойно поговорить с Сашей и попросить помощи. Хотя если, например, они задумали убить Гришку, вряд ли кто-то их остановит. Гришку решили убить… а меня? Очень даже вероятно. Не нужны им свидетели этих великих художеств!
Склонившись над раковиной, я с утроенной энергией терла щеткой зубы и тут услышала за дверью Гришкин голос:
— Лиза, у тебя телефон!
Ленка недаром хотела дождаться перемены: слишком много новостей было у нее для меня.
— Во-первых, папа летит в командировку в Германию. Самое маленькое недели на три.
Земля просто уходила у меня из-под ног. Пока я знала, что Лена с Лешкой, можно было быть относительно спокойной. Но оставить четырнадцатилетнюю девочку одну…
— Тут, мам, два варианта: либо я к Наташе, либо она ко мне. Ты не будешь возражать, если она ко мне?
— Конечно не буду! Если только она согласится…
— Так она согласна, у тебя хотела спросить. Может, она тебе позвонит еще.
Были и другие новости: тройку получила по географии, ходила в кино, поругалась с Максом.
— Ты же решила больше с ним не встречаться? — удивилась я.
— Решила. Но одной скучно ужасно. И потом, у всех девчонок в нашем классе кто-то есть!
— Это еще не повод, чтобы тебе проводить время с ним.
— Ты права, мам, — грустно вздохнула Ленка. — Но мы все равно поссорились.
— Не спеши, тебе только четырнадцать лет.
— Скоро уже пятнадцать.
— Это все равно очень мало!
Я положила телефон на столик в гостиной и присела рядом в кресло.
— Пошли! — зудел Гришка. — Я уже оделся, мне жарко.
— Сейчас пойдем, — ответила я, продолжая сидеть недвижимо.
— Что-то с дочкой? — В первый раз он поинтересовался моей жизнью.
Я кивнула.
— А что?
А действительно, что? Просто матери всегда будут переживать за своих детей. А за маленькую девочку, да еще в таких обстоятельствах…
— Ничего особенного, просто она еще маленькая.
— Сколько?
— Четырнадцать.
— Это разве маленькая? — удивляется Гришка. — У нас младшей три.
— Три — это крошечная. Но она, к счастью, с мамой. А моя Елена теперь одна.
По дороге в Летний сад я спросила у Гришки, почему он не звонит своим.
— Вы же говорили, опасно.
— Опасно, но можно ведь что-нибудь придумать, звонить незаметно, посылать сообщения.
Гришка махнул рукой. Будет он придумывать! Куда как лучше валяться на диване, расхаживать по музеям, а вечером ужинать в ресторане. Я вспомнила, что в Альпах он еще скучал по семье, а теперь как будто и не вспоминал о них. Хорошая жизнь пошла в Питере, жаль ненадолго!
— А завтракать не будем? — перебил мои мысли Гришка. — Я есть хочу.
— Денег мало осталось.
На Невском мы отыскали банкомат и сняли со счета последнюю тысячу. Лишнее подтверждение того, что финал сегодня. На тысячу долго не протянешь.
В кафе «Чижик-Пыжик» на Фонтанке я заказала большую тарелку плова для Гришки, а себе кофе и пирожное. Надо было экономить. Что-что, а экономить я умею. Муж в этом смысле буквально вымуштровал меня.
— Что ты ничего не ешь? — удивился Гришка.
— Рано еще!
Изредка прихлебывая кофе, я не отрываясь смотрела на телефон. Должны, должны они объявиться! Должны наконец что-то сказать. И тогда попробуем слегка приподнять завесу будущего… А Гришка все жевал и жевал.
Они позвонили, когда мы были уже в Летнем саду. Мягкий женский голос попросил не выходить из номера сегодня после пятнадцати часов. Мягкость не успокаивала. От нее стало еще тревожней. Хотя в «Обелиске» полно сотрудников и у каждого из них свои особенные манеры.
Я вытащила из сумки другой телефон и пересказала Саше слова приятной женщины.
— Ничего не бойся! Я буду рядом.
— Ты придешь в гостиницу?
— Нет.
— Тебе еще что-то стало известно?
— Есть тут некоторая информация. Ничего страшного. Возможно, сегодня Гришка получит… то, о чем я говорил вчера.
Я оглянулась на Гришку: он с безмятежным видом прогуливался по аллее и смотрел на статуи. Наследник миллионов! С миллионами в кармане о чем беспокоиться?! Только откуда у него такие замашки? Миллионов в его жизни, кажется, не предвещало ничего. Я припомнила невзрачную квартирку на окраине, в которой, должно быть, прошло Гришкино детство, его кокетливо наряженную мать. Всегда ее занимали кофточки и прически, сын рос сам по себе. От него ничего не хотели и ничего не предлагали…
Потом появилась Светка. В девятнадцать лет впряглась в тяжелый воз под названием семья, да так и толкает его по жизни. Для чего? Полюбила Гришку? Но разве такого можно полюбить? Или не полюбила — пожалела? Или сработал пресловутый женский инстинкт иметь семью, вить гнездо? Так или иначе, пока эти две женщины пытались реализовать себя, Гришка лежал на диване или прогуливался по аллейкам. Но ведь по-настоящему реализоваться смог только он один — стал художником. В жизни — пассивный, равнодушный, нелепый до смешного, а в искусстве — мастер.
