Дмитрий имел характерную внешность: волосы черные как смоль, кудрявые и густые, не продерешь, орлиный нос и кожа немного смуглая. В школе его дразнили цыганом.
Свою родословную Дмитрий вел от курских мещан Загудаевых, людей, говорят, крутых и своевольных, вошедших в городские летописи своим озорством и даже буйством, по пьяной лавочке конечно.
У Дмитрия где-то валялась небольшая плотная фотокарточка. На ней мрачно застыли пятеро братьев в черных фуражках, сапогах гармоникой. У одного, в центре, из нагрудного кармана пиджака торчит громадный пион. Перед братьями на дощатом полу стоит пузатый самовар в окружении пустых чашек на блюдцах.
На обороте фотокарточки сделана размашистая приписка: «На вечную память от Елисея».
Внешне Дмитрий был как один из братьев, но вот характером не вышел. Хотя времена не те, негде развернуться…
Поставили чайник. Он мирно запел. А на экране неожиданно появилось примелькавшееся за последние месяцы лицо Егора Гайдара. На лбу у него мелко дрожали бисеринки испарины. Глаза тревожно метались по сторонам. Гайдар что-то говорил, но за милым воркованием домочадцев Дмитрий не мог ничего расслышать. Было только очевидно, что экс-премьер крайне взволнован.
– …Сейчас дяденька закончит… – щебетали Елена с дочерью, – и мы мультики будем смотреть…
– Да тихо вы! – досадливо прикрикнул Дмитрий. – Случилось что-то!
На него не обратили внимания.
– Вечно у нас чего-нибудь случается, – парировала Елена. – Мультики… А потом спать ляжем. Ляжем спать?!
Дмитрий порывисто навалился на стол, вслушиваясь.
«…Демократия в опасности… Отстоим вместе завоевания демократии… Или вернемся в светлое коммунистическое прошлое…» – Дмитрий понимал лишь отдельные фразы.
– …Съешь колбаски. Будешь колбаску?..
«…Всем, кому дорого… сбор у здания Моссовета на Тверской площади…»
– …А сосисочку?..
«…Возможно, ваше присутствие будет решающим… Отстоим вместе!..»
– Ясно! – Дмитрий зло хлопнул ладонью по столу. – Опять совок грядет!
– Еще не хватало! – откликнулась Елена.
– Хватит! Пожили в Совдепии! – Дмитрий поднялся.
– Ты уходишь?! – Елена тревожно посмотрела на Дмитрия.
– Да! – коротко ответил он, выходя в прихожую.
Елена покачала головой:
– Береги себя, Димочка! Мы будем тебя очень ждать…
Елена побежала в прихожую, хотела поцеловать мужа, но там уже хлопнула дверь.
От Сухаревской до здания Моссовета было недалеко, особенно если идти переулками.
Дмитрий переулками и двинулся. Кругом было странно безлюдно, ни одной живой души, только где-то далеко изредка грохотало, точно там бросали громадные доски. И небо на западе горело бледно-розовым светом.
Дмитрий свернул на Неглинную. Она тоже была пуста, лишь вдали у перекрестка маячили две темные фигуры. Дмитрию стало казаться, что и у Моссовета никого нет. Он будет один.
Дмитрий пересек Пушкинскую улицу и стал подниматься к Тверской площади. И тут он наконец увидел людей. Вся площадь вокруг памятника Юрию Долгорукому была запружена народом.
Он облегченно вздохнул, что не одинок, и стал пробиваться в центр толпы, откуда что-то отрывисто выкрикивали.
Глава 3
«…Руководители парламента с балкона Белого дома кричали в громкоговоритель.
Руцкой:
– Прошу внимания! Молодежь, боеспособные мужчины! Вот здесь в левой части строиться! Формировать отряды, и надо сегодня штурмом взять мэрию и Останкино!
– Ура!
Хасбулатов:
– Я призываю наших доблестных воинов привести сюда войска, танки для того, чтобы штурмом взять Кремль и узурпатора бывшего – преступника Ельцина…
На улице заглушают конец фразы:
– Ура!
Хасбулатов:
– Ельцин сегодня же должен быть заключен в Матросскую Тишину. Вся его продажная клика должна быть заключена…
Макашов (уже у мэрии):
– Заходите далее! Никого не трогать! Обрезать все телефонные связи! Чиновников выкинуть на улицу.
Руцкой на улице:
– …Старайтесь не применять оружие…
За руль военного грузовика еще в первые минуты сели парни из РНЕ (Русского национального единства) и попытались протаранить двери в мэрию. Идущий кабиной вперед грузовик встретили очередями в упор, и он замер около дверей. Из кабины сыпанули ребята. Кто-то сел за руль второго грузовика и, несмотря на автоматные очереди, также кабиной вперед все же протаранил центральные двери в мэрию. По машине вовсю стреляли из автоматов. Потом грузовик развернулся и стал долбить центральные двери уже своим кузовом, с третьего раза сумев пробить проход в мэрию.
В этот момент удалось завести водовозку, и она попыталась под пандусом мэрии пробить ворота подземного гаража в здании СЭВ. Сбоку от нее из-под пандуса мэрии вырвался БТР (№ 432) и покатил в сторону гостиницы «Мир», стреляя вверх. С его брони сыпались заскочившие на него верхом ребята из группы «Север». Тем временем солдаты МВД разбили стеклянные стены мэрии с противоположной стороны и убежали через проломы.
В мэрию мгновенно хлынули люди… Макашов, поднимаясь наверх, выкрикивал в мегафон:
– Сдавайтесь! Я, генерал-полковник Макашов, гарантирую вам жизнь. Выходите по одному и складывайте оружие!..»
www. user.commsol.ru
Саша вышла из автобуса на задворках спорткомплекса «Олимпийский» и недоуменно огляделась по сторонам. Никого! Ни одной души! Мягкое, клонящееся к закату солнце освещало широкую аллею бульвара, отделяющего новоявленный Олимпийский проспект от старинной Самотечной улицы. Лучи скользили по темно-зеленым, еще не осенним кронам старых, благородных деревьев, по гравиевым дорожкам, по черной витой ограде… Но все кругом было пустынным и безжизненным. Куда же подевались люди?
Саша дошла до Садового кольца и буквально оторопела, увидев, что по главной магистрали города больше не ездят машины. Раньше такое случалось во время военных парадов, демонстраций и еще каких-то физкультурных соревнований. Но тогда во всем чувствовался праздник. А теперь… Нет, что-то не то! И солнце это еще, какое-то оголтелое, тревожное, жуткое!
Под Сухаревской эстакадой она беспрепятственно пересекла улицу и бодро зашагала к Трубной, но вдруг повернула назад, привлеченная странным, смутно знакомым звуком. Где-то она уже слышала этот звук… В кино. Этим звуком пользовались режиссеры, изображая войну или революцию. О нем еще Окуджава написал:
Вы слышите, грохочут сапоги?
