Тем временем Сара Энн потянулась к Шэдоу, Элизабет остановила ее:
— Не спеши. Сначала он должен с тобой познакомиться.
Она вынула из кармана кусочек морковки и положила его в ладошку девочки.
Та, совершенно не боясь огромного животного, смело протянула Шэдоу руку. Он осторожно обнюхал ладонь, а затем вежливо взял мягкими губами угощение и аппетитно захрустел морковкой.
— Ему понравилось, — радостно засмеялась Сара Энн.
— Ты ему понравилась, — заметила Элизабет. — Шэдоу берет угощение не у каждого. Он очень разборчив в друзьях.
Она вернулась к прерванному разговору и сказала:
— Итак, это Каллум, наш тренер. Лучший тренер в Шотландии.
Мастерс протянул руку, но Каллум, словно не заметив ее, отвернулся к стойлам. Элизабет чувствовала свою беспомощность и не знала, как загладить неловкость.
Вообще-то, в Шотландии хозяева никогда не подают руки своим слугам и наемным рабочим, но американец мог этого и не знать. У них там свои традиции и привычки. Но получилось, конечно, неловко. Хотя сама Элизабет всегда старалась сохранять дистанцию между собой и прислугой, но Каллум был не такой, как все. Это был особый случай. Сам же тренер, несомненно, заявит потом, что просто не заметил протянутой ему руки.
— Я покажу вам остальных лошадей, — поторопилась разрядить обстановку Элизабет.
Она повела Мастерса вдоль конюшни, показывая стоящих в стойлах лошадей: двенадцать рысаков, троих жеребят и кобылку. Бен слушал ее молча, но во взгляде его читалось одобрение, и Элизабет почувствовала облегчение.
Сара Энн шла рядом, задрав голову и бесконечно ахая от восторга. Один раз она засмеялась — когда жеребенок просунул голову сквозь прутья, чтобы обнюхать ее.
Когда они обошли всю конюшню, Элизабет замерла в тревожном ожидании, что же скажет Мастерс.
— Замечательные животные, — произнес Бен, и это прозвучало как приговор. Элизабет еще раньше заметила, что американец говорит мало, всегда по делу и только то, что думает на самом деле.
— Одни из лучших в Шотландии, — сказала она. — Даже в Англии есть немало желающих купить их.
— Но вы же не собираетесь их продавать?
— Во всяком случае, пока, — ответила Элизабет. — Ведь если Шэдоу выиграет Гранд Националь, их стоимость возрастет как минимум вдвое.
— Гранд Националь?
— Самая знаменитая скачка в мире, — пояснила она. — Ее проводят в Эйнтри, близ Ливерпуля. Здесь, у себя, мы по возможности воспроизводим эту трассу; тридцать барьеров на дистанции в четыре с половиной мили. Шэдоу регулярно побеждает в таких стипльчезах у нас, в Шотландии, но Гранд Националь…
Элизабет и сама услышала благоговейный трепет в своем голосе. Еще бы! Ведь лошади, победившие в Гранд Националь, в один день делали своих хозяев знаменитыми на всю Ирландию и Британию. Но давненько среди них не было коннозаводчиков из Шотландии…
Мастерс немного помолчал и спросил задумчиво:
— Вы полагаете, Шэдоу может выиграть?
— Я уверена в этом, — ответила Элизабет. — А кроме того, один из наших двухлеток подает большие надежды на то, что и он сможет стать чемпионом через три года.
— Через три года?
— Принято считать, что Гранд Националь способна выиграть только пятилетняя лошадь, — объяснила она. — Наш Шэдоу — исключение.
— А у нас в скачках принимают участие и трехлетки.
— Да, но в Америке трассы более ровные, да и более легкие. Там лошадям не приходится месить грязь, как у нас, — сказала Элизабет. — Гранд Националь — это испытание на силу и выносливость. Молодая лошадь с этим не справится. К такой скачке нужно долго готовиться. Годами. И мы вложили в это дело годы. — Она с немой мольбой посмотрела на Мастерса.
Но он никак не отреагировал на ее слова и неожиданно резко сменил тему:
— Так как насчет пони…
Каллум, шедший позади них, сказал преувеличенно вежливо:
— За этим нужно обратиться к Дугласу.
— К Дугласу?
— Это кузнец в деревне, — пояснила Элизабет. Мастерс кивнул и вновь принялся с интересом рассматривать стоящих в стойлах лошадей.
— Я возьму Шэдоу, — сказала Элизабет, обращаясь к Каллуму.
— А кого оседлать для… него?
Элизабет обернулась к Мастерсу.
— Насколько хорошо вы ездите верхом? У нас здесь самые разные по характеру лошади — от спокойных до… весьма норовистых.
— Мне нужна спокойная, — ответил он. — Ведь со мной поедет Сара Энн.
Вот и опять он умудрился ничего не сказать. Сара Энн. Что это: отговорка, или…? И все же этого человека окружает исходящая от него уверенность в том, что он всегда отлично знает, что именно он делает. Элизабет кивнула Каллуму.
— Лучше всего подойдет Самсон, — сказала она и пояснила, обернувшись к Мастерсу:
— Он большой, как и положено коню с таким именем, но очень спокойный.
Бен ответил ей сдержанной улыбкой.
— Звучит заманчиво, — заметил он.
У себя над ухом Элизабет расслышала невнятное бормотание Каллума. Он что-то бубнил про американца, совершенно не стесняясь его присутствием.
— Я могу сам оседлать своего коня, — предложил Мастерс.
Каллум в ответ затряс головой.
— Ну уж нет. Хватит с леди Элизабет неприятностей, — проворчал маленький шотландец и, пренебрежительно фыркнув, направился в жокейскую.
Через минуту он вернулся, неся на плече седло и упряжь, и пошел вдоль лошадиных стойл.
Элизабет проигнорировала удивленный взгляд Мастерса, быстро накинула на Шэдоу дамское седло и повела коня к выходу. Затем у нее произошла заминка: не хватило сил, чтобы закрепить удила. Американец подошел и, не обращая внимания на нервно переступающего Шэдоу, крепко ухватил его за шею. Шэдоу моментально притих и удила встали на место.
— Прекрасное животное, — сказал Мастерс, спокойно поглаживая коня. Лицо американца осветила легкая улыбка, и Элизабет поняла, что он очень даже неплохо понимает лошадей и разбирается в них. А вдруг он захочет забрать Шэдоу себе? Или, еще хуже, продать его?
Взгляд Бена остался спокойным, когда он помогал Элизабет усесться боком в седло.
— Думаю, что верхом вам было бы удобнее, — тихо сказал он так, словно речь шла о великой тайне.
— Удобнее, — согласилась она, — но только Хью и Барбара никогда не простят мне, если я осмелюсь появиться в деревне верхом.
— А вас это беспокоит?
Вопрос оказался неожиданным, и она не могла даже сообразить, как на него ответить. С одной стороны, ей и впрямь было неважно, но с другой… Наверное, в глубине души она до сих пор осталась ребенком, которому просто необходимо чье-то одобрение. И она ждала его — даже от тех, от кого никогда его не дождалась бы. Никогда.
