— Ты чего… так дышишь? — спросила она. — Может, «Скорую» надо вызвать?
— Вот это звезданул, гад, — смотрел из-за ее плеча Николай, — но я его быстро завалил.
— Нет, — потрясла я головой, в которой что-то отдаленно позвенело и встало на свои места. — Не надо никакой «Скорой». Что это хоть было?
Катя показала в угол, где со связанными руками лежал бугаина-невидимка, с которым я сразилась в прихожей. Как же я забыла, что он остался в доме и по всем законам должен был скоро оклематься? Почему-то отключив его на время от действительности, я вычеркнула в уме эту, надо сказать, внушительную на вид фигуру — и вот тебе, получила. Табуреткой по голове. Хорошо, что табуреточка оказалась хлипкой, кое-как сколоченной из каких-то палочек, а то я могла бы вовсе мозгов лишиться. Видно, что ее делал интеллектуал, у которого руки-крюки, не тем концом вставлены, просто повезло случайно.
— Мы даже и понять ничего не успели, а он вдруг дверь открывает и — раз тебя!.. Только щепки во все стороны, — извиняющимся голосом рассказывал Николай, который и скрутил головолома. — Сильный, зараза. Бешеный.
— Но откуда же Максим знал? — вступилась за пленного Кораблева, глядя на своего телохранителя прямо-таки с откровенной нежностью. — Он меня же спасти хотел! Вы чего на него так? Он-то здесь при чем? Отпустите мальчишку.
— Что? Сильно болит? — хлопала глазами Катя.
— Да чему тут болеть? Кость одна, — сказала я, вспомнив, как любит говорить в таких случаях мой сосед-шестиклассник. — Давайте ближе к делу. Насколько я помню, мы начали допрос Татьяны Федоровны до… вмешательства.
— А чего меня допрашивать? — буркнула Кораблева. — Как будто бы я чего знаю. И вообще — хватит меня за дурочку тут держать. Тоже мне, милиция! Это Колька, что ли, милиция? Да я его сто лет как облупленного знаю. Чего вам от меня нужно?
— Все! Вопросы задаю я, — сказала я, потирая шишку и невольно наполняясь злостью на весь мир, и особенно на такой отдельный его индивидуум, как Кораблиха. Чем отчетливее проявлялась боль, тем суровей становился мой голос — ну прямо-таки как у главного прокурора.
— Зачем на даче была охрана?
— Да нет, это мужики мне помогали погреб копать, давно собиралась, — завертелась Кораблева. В связанном виде, перепоясанная веревками, она была похожа на червяка и вызывала вполне определенные чувства. Особо живучего червяка — в броне из черной, блестящей кожи.
— Понятно. И поэтому любого человека, который заглядывал в калитку, ваши помощники, копатели погреба, сразу хватали и связывали. А ну говори правду, быстро! — не смогла я больше сдерживать боль и заорала что есть мочи.
— А зачем без спроса соваться на чужую территорию? Может, у моего Максика привычка такая — везде с телохранителями быть? — пролепетала Кораблева.
— Он что, президент России, что ли? Что еще ты за дурь несешь? — нахмурился Николай.
— Пусть не России, а все равно президент, — сообщила Кораблева с гордостью. — Президент транснациональной корпорации. Скажи, что я правду говорю, Макс.
Кораблева повернулась за поддержкой к связанному парню, но тот только скрипнул зубами и отвернулся.
— Слушай, Танька, хватит голову морочить. Где Сашка? Мы Сашку ищем. Говори, куда ты его, стерва, упекла? — спросил Николай, который присматривал за телодвижениями связанного «Геракла» и на всякий случай стоял рядом наготове.
— Я? Да вы что такое говорите? Я сама думаю, как его найти. Так, значит, вы мне поможете? Да? Ой, как хорошо! — громко возрадовалась Кораблиха, как будто ей только что объявили о вручении Государственной премии.
— Поможем. А теперь — все по порядку, — приказала я.
— Вот только я не поняла, кто ты такая? — замешкалась Татьяна Федоровна.
— Быстро говорите все, что знаете! Нельзя терять ни минуты, — снова взорвалась я, видя, что эта тетенька хорошо понимает только крик, а на другом языке с ней разговаривать трудно, практически невозможно.
— Но в том-то и дело, что я совсем-совсем ничего не знаю, — потупилась Кораблева. — И вообще — с чего это вы все так переполошились? Ну, загулял, мужик — какие дела! Почему сразу пропал? Чего вы вдруг задергались?
— Я… сейчас не знаю, что с ней сделаю, — сжала кулаки Катя.
— Спокойно, — сказала я. — Всем спокойно. А в ваших интересах рассказать все, что известно.
Итак, Татьяна Федоровна начала рассказ с того момента, как ее муж собрал дорожную сумку и отправился куда-то на трехдневный бизнес-семинар. Все это время он не звонил, да жена и не ждала звонка, потому что отношения к этому времени у них были, мягко говоря… никакими.
— Я чувствовала, что у него кто-то есть, но не думала, что дело до развода дойдет. Потом даже сказала: «Ну ладно, погуляй, если хочешь». А он уперся на своем… с разводом. Сказал, что как только вернется — сразу этим делом займется… Да вот получается, что — загулял, — вздохнула Кораблева. — А что я могу поделать?
В этом месте Кораблиха замолчала, словно о чем-то задумалась.
— Погоди. Когда это было? — вступил Николай. — Говоришь, неделю назад? Что же ты не сказала никому? Ты в милицию обращалась? Или куда-нибудь еще? Может, к кому-нибудь из своих, кто безопасностью занимается?
— В какую еще милицию? — буркнула Татьяна Федоровна. — Зачем это? Приедет не сегодня-завтра, куда он денется?
— Нет, ну ты даешь! Да у него здесь куча важных дел была! Уж он бы позвонил, если что, предупредил. Ты же знаешь, какой он пунктуальный. А то — ни в магазине не знают, ни дома… А почему хотя бы друзьям не сказала? — начал горячиться Николай.
— Да брось ты! — махнула рукой Кораблева. — Зря ты только суетишься.
— Ничего себе — бросить? Да ты хоть соображаешь, что говоришь?
— Не по тому адресу пришли. Где-нибудь у другой бабы ищите в постели, вернее будет…
— А я знаю, почему она молчала, — вдруг послышался в наступившей тишине голос Кати. — Из мести, вот почему. Подумала, что, раз Саша разводиться решил, так и нечего волноваться. Даже лучше. Если его… убьют, то все как раз ей останется. Так ведь? Может, она сама все это нарочно и подстроила?
— А это еще что за сопля, чтобы в душу мне соваться? — возвысила голос Татьяна Федоровна.
— Да какая у тебя душа! Одно поганое место. Посмотрите только на ее рожу — она наверняка сама все подстроила, чтобы мужик сгинул вроде бы как нечаянно, и потом руками развести. Скажет, ничего не поделаешь, в жизни всякое бывает. Да ее еще жалеть все будут. Гадина! Гадина! — надрывалась Катя.
— Прекратите базар! — пришлось перекрыть всех своим голосом. — Вы чего обе как с цепи сорвались? Дальше. Что было дальше? — пришлось подойти и слегка потрясти обезумевшую женщину, как соседскую грушу — чтобы дурь немного слетела.
— Ничего не было — ни сначала, ни дальше, — насупилась Кораблева. — Говорю же вам — ничего не знаю.
