— Вот я и говорю — за глупость проучу. И за ревность бабскую. Бр-р-р, больше всего эту гадость ненавижу! Видишь, как отомстить мужику решила, тварь, вплоть до того, чтобы убрать чужими руками. Только бы мне кто-нибудь помог ее найти, — и Николай выразительно уставился на меня, всем своим видом давая понять, что как раз на мою помощь и рассчитывает.
— Смотри, вон кто нам рвется помочь, — кивнула я на Фрейду, которая поскуливала и толкала в дверь лапами — мол, открывайте, чего такие непонятливые.
Взяв с полки шарфик Кораблевой, я дала его понюхать Фрейде, и собака несколько раз гавкнула. Честное слово, мне казалась, что она понимает каждое слово и даже невысказанные еще мысли.
— Интересно, а в детстве у Кораблева тоже собака была?
— Была, это точно.
— Наверное, ее Платоном каким-нибудь звали? Или Шопенгауэром? — поинтересовалась, пристегивая Фрейде ошейник. Я чувствовала себя прямо-таки опытной собачницей рядом со смешным Николаем. Забавно, когда у сильных, грозных мужчин обнаруживаются такие слабости.
— Бери выше — Тузиком, тем самым, — сказал Николай, поспешно, первым выкатываясь на лестницу.
Фрейда быстро сбежала по лестнице и сразу же потянула меня к знакомому пустырю, где я ее уже однажды выгуливала. Торопливо обнюхав один за другим кустики сорняков, собака наконец все же выбрала, какой из них ей предпочтительнее, и устроилась делать свои собачьи дела.
— Ну вот, привела, — пробормотал Николай и с досадой отвернулся.
Затем, покружив по пустырю, Фрейда направилась к подъезду, но потом резко остановилась и побежала в сторону.
— Фрейда, искать, — отдала я команду, еще раз дав понюхать ей шарф. — Искать хозяйку.
Вряд ли, конечно, Фрейду кто-нибудь натаскивал, как поисковую собаку, но, похоже, кто-то из ее предков немецких овчарок был по этой части не из последних. Услышав мои слова, Фрейда быстро пошла по следу, и мне пришлось даже бежать за ней, натягивая поводок. Николай молча бежал рядом — слышно было его легкое дыхание и изредка недовольные вздохи то ли по поводу собаки, то ли насчет «глупой бабы».
В полном молчании, втроем, обогнули мы дом и оказались на автобусной остановке. Здесь Фрейда остановилась, принялась скулить и нюхать землю — ясное дело, потеряла след.
— Приехали, — вздохнул Николай, но тут Фрейда обрадованно крутанула меня на месте и потащила через дорогу. От неожиданности я чуть было не угодила под проносящуюся во весь опор легковушку, пришлось резким движением укротить собачий пыл.
На другой стороне дороги оказались посадки, Фрейда потянула нас туда, и некоторое время мы шли вдоль дороги по захламленной тропинке между деревьями. Кораблева, наверное, не хотела, чтобы ее видели. Или торопилась по какому-то одному ей известному маршруту. Посадки пересекала трамвайная линия, и собака уверенно свернула в эту сторону, добежала до трамвайной остановки, немного покружила по асфальтовому пятачку и… села. Теперь, похоже, точно приехали. Не было никаких сомнений, что хозяйка укатила на трамвае. Но — странное дело: Фрейда остановилась не на противоположной стороне, где всегда стояла толпа людей, стремящихся попасть в центр города, а именно здесь. Отсюда маршрут вел на самую окраину, и до конечного кольца, где трамвай разворачивался и шел в обратную сторону, было всего остановок шесть-семь, не больше. Черт возьми, наверное, оттуда можно подняться на гору и попасть в лес. А что ей делать в том лесу? Впрочем, ближе к конечной остановке начинался район частных домов — не исключено, что где-нибудь там затарился Кораблев, точнее, его там затарили.
С грохотом подкатил трамвай. Я кивнула Николаю и запрыгнула с Фрейдой в вагон. Ясное дело, что Кораблева наверняка ехала в другом трамвае, да из-за обилия пассажирских следов Фрейда вряд ли сумеет найти нужный. Николай не спрашивал, куда и зачем мы едем — он молча думал о чем-то своем. Ничего страшного — в любом случае, сделаем кружок и вернемся на прежнее место минут через пятнадцать — все лучше, чем с дурацким видом стоять на месте и смотреть друг на друга, не зная, что делать дальше.
Я разглядывала убогие пейзажи, проплывающие за трамвайным окном, — покосившиеся домишки, гнилые заборы, лохматых деревенских собак у калиток. Редко я заезжала в такую глухомань.
— В детстве мы такие места называли Индией, — наклонился ко мне Николай.
— Почему Индией?
— Родители называли «индивидуальными постройками», а мы — Индией, — пояснил он и грустно улыбнулся, наверняка вспомнив какие-то свои проделки с другом детства Саней Кораблевым.
— Доченька, а ты не подскажешь, где здесь больничка такая, — вывела меня из задумчивости маленькая бабуся, дергая снизу за рукав.
— Какая — такая? — не поняла я с ходу.
— Ну такая, для слабеньких.
— Для каких… слабеньких?
— Да ты прямо, бабка, говори: для психов. Тебе что, психушка, что ли, нужна? — вклинился в наш разговор растрепанный, на редкость словоохотливый мужик. — Чего стесняешься? Я и сам туда еду справку подписать. Это через три остановки. Так бы и говорила по-русски — психушка, она и есть дурдом. У нас в стране все с ума сошли — довели, чего же теперь стесняться? Внучок, что ли, спятил? Или сама?
— Сам ты спятил, — поджала губы бабуся. — Вот и молчи. У меня Вася нормальный — только слабенький.
— Алкаш, что ли? — не отвязывался веселый псих. — А чего ты стесняешься-то, я одного не пойму. Там целое отделение для таких есть, прямо в белой горячке некоторых привозят, которые чертей зеленых видят. И для нарков, в смысле — для наркоманов, имеется отсек, где их откачивают. Маньяки всякие тоже отдельно сидят, особенно если уголовщина — порядок хоть там соблюдается, не то что здесь вокруг.
— Сам ты уголовщина, — пискнула, не выдержав, бабуся. — Мой Вася голоса только слышит.
— Знаем таких, не серчай, — миролюбиво сказал мужик, приглаживая рукой растрепанную шевелюру. — У меня койка была рядом с одним, который все время с Андреем Мироновым разговаривал, который из «Бриллиантовой руки». Мне по секрету рассказывал, что его какие-то биогенераторы специальные убили, переживал из-за него очень, до слез, аж по ночам все время плакал!
— Так это же Вася, — изумилась бабка. — Чего же ты сразу не сказал. А то — наркоманы какие-то…
— Приехали, пошли, мать, провожу, — встал со своего места богатырь и кренделем подставил ей руку, на что бабуся сердито отмахнулась.
— Выходим тоже, — скомандовала я Николаю, и тот удивленно поднял брови, но все равно послушно вышел. Некоторое время Фрейда покружила на месте, а затем уверенно побежала вперед по знакомому следу, даже гавкнула пару раз от радости. Но я уже и без нее, после разговора в трамвае, догадывалась, где нужно искать Кораблеву. «Срочная госпитализация» — такие были последние слова, услышанные в комнате у Станислава. Куда же еще могут отвезти отдающего концы наркомана, как не сюда? Вот и Кораблева, скорее всего, услышав от матери про больницу, решила на всякий случай не советоваться с Николаем, который мог бы в такой момент никуда ее не отпустить, а сама рванула прямиком сюда.
