— Патрик, давай я схожу за кем-нибудь. Тебе нужно…
— Нет. Это просто головокружение от потери крови, сейчас пройдет. — Он сделал глубокий вдох и заговорил снова:
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь встретился с Руфусом, и я решил просить об этом тебя.
Алекс поспешно кивнул. Слишком поспешно.
— Это может оказаться опасным, — предупредил Патрик. — Я не хочу, чтобы ты полагался на случай.
— Я буду осторожен, как был бы ты сам, — пообещал тот.
Патрик слабо усмехнулся:
— Братишка, приглядись ко мне получше и поймешь, что с меня брать пример не стоит.
Алекс бегло взглянул на шрам на лице брата, на забинтованное плечо…
— Тогда скажу так: я буду осторожен, как обычно. Потому что, пока ты подставлял себя под вражеские мечи, — он выразительно изогнул бровь, — я совершенствовался в умении избегать отцовского гнева. И, вполне возможно, это мне теперь пригодится.
Патрик откинулся на подушки, пораженный рассудительностью младшего брата. В памяти на миг встало его серьезное детское личико, задумчивый взгляд, робкая, осторожная повадка. Он никогда не делал того, что любой другой мальчишка, более беззаботный и шустрый, предпринял бы не задумываясь. Как все-таки странно: тот ребенок вырос, стал совсем взрослым, и те самые черты характера, которые Патрик считал недостатком, пошли ему только на пользу.
Он все еще никак не мог свыкнуться с тем, что маленький мальчик, его брат, действительно вот-вот станет настоящим мужчиной.
— Значит, так: я должен встретиться с Руфусом и выяснить планы Синклера, — подытожил Алекс, блестя глазами.
— Да, — больше не сомневаясь, ответил Патрик. — Хирам объяснит тебе дорогу. Это у нашей северной границы, в часе пути от ущелья.
Алекс кивнул.
— Может, тебе придется прождать несколько дней, — предупредил Патрик.
— Ничего, по мне никто не заскучает, — неожиданно сухо отозвался Алекс.
— А я как же?
Алекс уставился на брата, потом, точно спохватившись, опустил взгляд. На его щеке задергался мускул, шея медленно багровела.
Как хотелось Патрику восполнить Алексу — и Элизабет, конечно, — все годы одиночества и отцовского равнодушия, которые им выпали, но разве это в его силах?
Нет, разумеется; он только и мог, когда Алекс снова поднял на него глаза, что улыбнуться и сказать:
— Береги себя.
— Ладно, — ответил младший. — Буду беречь себя, обещаю.
Он встал, чтобы идти, и Патрик невольно обратил внимание на то, как решительно сжаты его губы, как выпрямилась спина. Да, Алекс в свои семнадцать уже стал мужчиной.
Когда он ушел, Патрик все думал и думал о том, как незаметно повзрослел брат, и наконец заснул.
* * *
Прислонившись к стене, Руфус вслушивался в разговор Синклера с Горди и Фостером, англичанином.
— На сей раз мне нужно больше людей, — заявил Синклер. — Надо устроить такой набег, от которого Ганну не удастся отмахнуться.
— У нас не хватает пледов Сазерлендов, — заметил Горди.
— Будут тебе пледы через три дня. Женщины трудятся не покладая рук.
Горди нахмурился; Руфус видел, что вопрос так и вертится на кончике его языка. «Ну же, спроси», — мысленно подзадоривал он, ведь сам этого сделать не мог: на что новичку-наемнику интересоваться чем-то, кроме убийств и грабежей?
— Что-то я не видел ни прях, ни красильщиц, — в конце концов сказал Горди.
Синклер переглянулся с Фостером. По мрачной физиономии Фостера было понятно: он против того, чтобы Горди знал больше, чем нужно. Синклер, однако, пожал плечами: а что, мол, тут такого?
— Они в Крейтоне, — ответил он.
— Крейтон? — переспросил Руфус с видом невинного любопытства. Ай да Горди, ай, молодец. — Я о таком никогда не слышал. Это далеко отсюда?
— Не твое дело, — хмуро отрезал Синклер. Руфус изобразил недоумение.
— А как насчет того, чтобы быть здесь, когда я нужен вам? Это мое дело?
— А у тебя что, появились другие планы? — насторожился Синклер. — Я тебе плачу, чтобы ты оставался здесь, где ты можешь понадобиться в любую минуту.
— Все так, но я люблю поохотиться, чтобы скоротать время, — возразил Руфус, — да и кухня ваша не прогадает от моих стараний.
С этим, он знал, Синклер при всем желании поспорить не мог. Только на прошлой неделе он добыл двух оленей и каждого убил всего одной стрелой.
— Будь здесь через три дня, считая с сегодняшнего, на рассвете, — распорядился Синклер.
— Хорошо, — согласился Руфус, втайне досадуя, что больше ничего не удается вызнать. — А что я буду иметь с этого набега?
— Все, что захватишь, твое.
— А женщины?
Синклер пожал плечами, давая «добро» на насилие и грабеж.
Руфус стиснул зубы, сдерживая ярость. Бог свидетель, уж он-то повидал на своем веку достаточно скотства и, случалось, сам вел себя по-скотски, пока не встретился с Патриком, который заколол бы, как свинью, любого — пусть даже своего — за насилие над женщиной. Видимо, с течением лет он перенял взгляды Патрика.
— Кому мы можем верить? — спрашивал меж тем Синклер у Горди.
Горди задумался.
— У меня есть человек десять. Да еще у тебя человек двадцать. И, конечно, Фостер.
Руфус не мог не отметить, что его Горди не назвал; будучи главным помощником Эдварда, он почему-то невзлюбил Руфуса, едва тот появился у ворот Синклера. И то, что его позвали на эту встречу, Горди никакого удовольствия не доставило. Руфусу и самому ничуть не льстило, что Синклер явно к нему благоволил: подобная милость была ему поперек горла. Но, увы, для дела это необходимо.
Синклер удовлетворенно кивнул.
— Выступите через три дня с утра. Милях в пятнадцати к северо-западу от деревни Килкрейг есть хутор. Возьмете его и оставите в живых пару свидетелей.
Руфус закивал, как и другие, и пошел к двери.
Но Синклер знаком велел ему остаться. Горди насупился, по непроницаемому лицу Фостера ни о чем догадаться не удавалось, но оба вышли, не говоря ни слова.
Необузданный нрав Синклера был им слишком хорошо известен.
Эдвард налил в две кружки вина, протянул одну Руфусу и развалился в кресле, с любопытством разглядывая его.
— Горди тебя не жалует.
— Я заметил, — пожал плечами Руфус.
— Он спрашивал, где тебя носило.
— А вы как считаете?
— Солдат должен быть послушным, — глубокомысленно изрек Синклер.
— Вот и поищите себе такого, — ответил Руфус. — Я малый шустрый и беспокойный, а бездельничать и наедать брюхо не по мне.
