— Я не могла ждать, — виновато прошептала она. — Я слишком измучилась одна, без тебя.
Патрику ничего не оставалось, кроме как еще раз взять с нее обещание не попадаться никому на глаза.
— Если хочешь нам помочь, — сказал он, — будь здесь и следи за конями.
Она было заспорила, но Гэвин предостерегающе поднял руку.
— Если хочешь помочь Маргарет, делай, как он велит.
Марсали посмотрела на мужа, потом на брата и с явной неохотой кивнула.
Патрик подал знак Гэвину, и они разом спешились и пошли каждый в свою сторону — один на запад, другой на восток. Так же, как и в те времена, когда оба были мальчишками, они без слов понимали, что делать.
Патрик направился туда, где прогремел выстрел, — и остановился, заслышав голоса. Гэвин должен был появиться чуть позже с противоположной стороны.
Один выстрел; он слышал всего один выстрел — значит, хотя бы один пистолет у них есть. Патрик задумался, пытаясь вспомнить — были ли ружья у Синклера и Фостера? Возможно, сейчас с ними кто-нибудь еще… А где Алекс?
Он подкрался чуть ближе.
И услышал грубую ругань.
— Кто еще знает про Крейтон? — Голос Фостера. И чей-то стон.
Шаг, еще шаг — и вот он увидел их. Фостер приставил меч к лицу Алекса, и у того по щеке уже текла кровь. Гектор держал на руках бледную, но, безусловно, живую Маргарет с искаженным от страха и растерянности лицом. Синклер стоял поодаль, направив пистолет в землю, а рядом с ним человек, одетый в одну рубаху, держал наготове другой пистолет.
Патрик обнажил меч и бесшумно выскользнул из-за высокой травы. Тут же напротив появился Гэвин, громко выругался — и это привлекло внимание всех, а Патрик так и остался незамеченным. Фостер и человек с пистолетом мгновенно обернулись на брань, и в этот миг Патрик плашмя ударил мечом по руке последнего, выбив у него оружие. Пуля только задела плечо Гэвина.
У него брызнула кровь, но он, не обращая внимания, кинулся на Синклера, а Патрик, занеся для удара меч, пошел на Фостера. Краем глаза он видел, как Гектор опустил на землю Маргарет и атаковал человека, который держал второй пистолет.
У Фостера было несколько секунд, чтобы осмыслить, что происходит, и теперь он стоял перед Патриком с горящими злобой и ненавистью глазами.
— Я ждал тебя, Сазерленд. — Его меч, свистя, рассек воздух и с лязгом скрестился с мечом Патрика.
Патрик отразил удар, хорошо понимая, как невыгодно его положение. Левое плечо и рука еще слабы; боль и скованность помешают ему вести бой. А Фостер, судя по всему, как и прежде, оставался непревзойденным фехтовальщиком, хладнокровным, беспощадным, с молниеносным ударом.
Как заметил Патрик, кружа с Фостером по берегу и обмениваясь редкими ударами, черные, злые глаза его противника были прикованы к шраму на его лице. Десять лет тому назад Фостер наградил его этим шрамом, хоть и не на поле боя. Патрик и Руфус как-то наткнулись на Фостера и еще двоих, насиловавших двух девушек, каждой из которых едва ли сравнялось тринадцать. Взбешенный, Патрик заколол одного насильника, Руфус тут же разделался со вторым, а Фостер решил дорого продать свою жизнь, и они дрались, покуда Руфус помогал девчушкам убежать восвояси. Меч Фостера до кости рассек ему щеку, а он полоснул ему по горлу, полагая, что если кто и заслуживает смерти, то этот малый — в первую очередь.
Тогда он ушел, твердо уверенный, что убил Фостера, и только много лет спустя узнал, что тот выжил и страшной клятвой поклялся отомстить обидчику. Ошибкой было не убедиться, действительно ли негодяй испустил дух. И эту ошибку теперь предстояло исправить.
Собрав все силы, Патрик сделал выпад. Англичанин попятился, но быстро обрел равновесие и пошел в атаку. Патрик посторонился, и меч Фостера прошел мимо, не задев его, но враг повернулся с молниеносной быстротой и нанес удар раньше, чем Патрик мог рассчитывать.
Он успел лишь выставить клинок вверх и парировать, но сильный удар сотряс больную руку, и боль пронзила ее от плеча от кончиков пальцев. Снова и снова скрежетали, скрещиваясь, мечи, ползли минуты, бой продолжался, и ни один из противников не щадил ни себя, ни врага.
Патрик смутно сознавал, что глаза ему заливает пот, по руке струится кровь; его опять ранили, но он, похоже, ничего не чувствовал. Сейчас все его физические и душевные силы были подчинены одной цели: убить Фостера.
Ему становилось все труднее дышать и все тяжелее было быстро двигаться, увертываться от сыпавшихся градом бесчисленных ударов. Нужно было, чтобы Фостер раскрылся, сделал ошибку, непременно нужно, и как можно скорее, иначе он долго не выдержит. К несчастью, у Фостера, распаленного безумием и жаждой мести, сил было больше. И он уже почуял кровь. Сам-то Патрик давно забыл, как это — чуять кровь, если когда и знал… Но эту мысль сейчас надо было гнать от себя. Человеколюбие в этом бою следовало забыть. Если он не убьет Фостера, Фостер убьет его. А он еще не готов предстать перед всевышним. У него появилось слишком много такого, ради чего стоит жить.
И тут Патрик увидел его лицо — белое, как яичная скорлупа, с темными провалами глаз. И это нужно выбросить из головы, не думать ни о чем, кроме боя, собрать всю оставшуюся силу. А осталось ее, увы, немного… Будто бы нечаянно он оступился, пошатнулся… Фостер, предвкушая победу, занес меч, готовясь нанести смертельный удар, но, подняв руку, оставил незащищенной грудь, и Патрик по самую рукоять всадил свой клинок ему в сердце.
Он стоял почти вплотную к Фостеру, не сводя взгляда с его лица. Рука Фостера все еще была поднята для удара, но пальцы разжались, и меч упал на песок, задев ногу Патрика. Но он не шелохнулся, не переступил, а продолжал налегать на рукоять меча до тех пор, пока тело Фостера не обмякло, будто вмиг лишилось костей, и не опустилось к его ногам. Тогда он вытащил клинок.
Патрик почувствовал, что вот-вот упадет, но устоял, почти ничего не видя от заливавшего глаза пота — или крови? Впрочем, все равно — он оглядел себя и увидел кровь. Чья это кровь — его или Фостера? Боли не было. Тело как будто онемело за последние несколько минут, и единственное, что он сейчас испытывал, была смертельная усталость.
Фостер лежал у его ног, неестественно запрокинув голову. Где же удовлетворение от трудной победы? Но, глядя в широко открытые мертвые глаза, Патрик видел в них застывшее в миг гибели недоумение — и не находил в себе сил для торжества. Наоборот, ему было тошно.
Мгновение спустя он был избавлен от тягостных мыслей, потому что на шею ему кинулась Марсали.
Обняв его, она спрятала лицо у него на груди и разрыдалась.
— Ох, Патрик! Господи, я думала, он убьет тебя!
Помимо воли он еле слышно засмеялся:
— Так-то ты в меня веришь.
Он зарылся лицом в ее волосы, выронил меч, обнял Марсали и судорожно прижал ее к себе. Ему хотелось лечь прямо здесь, в грязь, положить голову жене на колени, забыться и спать целую неделю.
