Корявый с Квадратным радостно закивали. Сочувствие Кирсанова пришлось им по душе.
— Так где девочка?
— Если мы скажем, вы отпустите нас? — попытался затеять торг Квадратный.
— Это посмотрим на ваше поведение. Хотя полную свободу по завершении дела гарантировать вам трудно. За все в жизни надо платить. Но выбора у вас нет. Я сегодня насмотрелась на слезы несчастной матери, потерявшей ребенка, и вдовы в одном лице. Поэтому я настроена решительно. Ваши жалкие жизни в придачу с вашими гениталиями только вам и дороги. А Андреев завтра и не вспомнит, что были такие когда-то.
Итак, противник повержен, смят, воля парализована. Пленники напоминали теперь воск. Лепить из них можно было все, что угодно.
— Где девочка?
— Да жива эта девчонка. Она в Руслановом заведении! Он с ней как с королевой обращается. Ей там ничего не угрожает.
— В каком, каком заведении?
— Ну, салон тут в Трубном, «Восторг» называется. Он с него бабками подпитывается.
— Стоп-стоп, ребятки, — и, уже обращаясь к Кире, добавила: — Владимир Сергеевич, давайте запишем показания на пленку.
— Давайте. А ты, Антон, зафиксируй еще и на бумаге — пригодится, — сказал Кирсанов. — Они после распишутся.
— Значит, где находится Аня Калинина, похищенная вами двадцать четвертого декабря девяносто восьмого года?
— В салоне «Восторг».
— Что за салон, кто владелец?
— Хозяйка там Роза Иосифовна, фамилию не знаем.
Корявый и Квадратный слаженно рассказали о салоне «Восторг», о проживании там Ани в течение последних четырех дней. Действия Андреева по отношению к Ане пока остались для меня непонятными.
Записав показания шпиков-неудачников, мы снова вышли посоветоваться в прихожую.
— Ну что, ребята, какое УВД привлекаем: ваше или Трубного района?
— Да охота нашим на чужой территории париться. Мы тебе помогли. Что еще надо — еще поможем. Коньяк с тебя сдерем.
— Так я ж к чему говорю… А вдруг в этом деле еще кто повязан? А мы сейчас явимся, все карты раскроем. Не бросаться же нам в этот салон одним. Зачем рисковать жизнью девочки. Кто знает, как поведет себя в этом случае Андреев. Ведь он-то там свой досуг проводит. Тем более он — лицо официальное. Его голыми руками не возьмешь.
Тут в зале зазвонил телефон. Я открыла дверь, чтобы взять трубку, но оказалось, что это сотовый у одного из бандитов.
Утомленный долгим ожиданием, Андреев решил, видно, прояснить ситуацию и узнать, как далеко я успела продвинуться в своем расследовании.
— Ответьте на звонок. Доложите, что продолжаете меня вести.
Корявый достал телефон свободной левой рукой.
— Да, шеф. Привет. Все в порядке. Продолжаем наблюдение.
И, выслушав собеседника, продолжил:
— Да тут она, все еще в Трубном. Опять по третьему жилучастку нас катает. Да, шеф… Понятно. Будем докладывать.
— Молодцы, ребята. Приятно с вами сотрудничать. Понятливые.
Я снова вернулась в прихожую.
— Ну, так как поступим?
Кирсанов, развалившись на маленьком диванчике у окна, гладил серую пушистую кошку, бесцеремонно забравшуюся к нему на колени. Она громко мурлыкала, блаженно щурясь, и подставляла то одну, то другую щечку.
— Давай, Таня, я Григорьеву позвоню.
— А ты уверен, что он не в курсе подпольного бизнеса Андреева?
— Уверен. Я его с детства знаю. Он — друг моего отца. Кристально чистый человек.
— Уговорил, Киря. Звони.
Мы вернулись в зал. Кирсанов набрал номер домашнего телефона Григорьева. Кратко обрисовал ситуацию.
Потом, выслушав ответ полковника, начал кипятиться, недовольный его слепой верой в непогрешимость его подчиненных.
— Не кипятись, Киря. Пусть разрешит нам к нему с показаниями этих вот орлов приехать.
Кирсанов кивнул, сказал в трубку:
— Сан Саныч, да у нас здесь деятели, что Калинину похитили, собственной персоной находятся. И показания их записаны. Давайте мы подъедем сейчас к вам домой… — И, покивав трубке, добавил: — Понятно. Едем. Все. Пока.
— Поехали. Давайте, ребята, расписывайтесь в том, что события записаны с ваших слов верно.
Мы вышли из домашнего уюта и снова оказались на скользкой дорожке в прямом и переносном смысле слова: граждане Корявый и Квадратный в силу своей профессии, а мы в силу того, что применили недозволенные методы дознания. Но ведь с волками жить — по-волчьи выть.
Я плотно захлопнула дверь гостеприимного дома, накинула цепку.
Пока Кирсанов размещал наш ценный груз в «Audi» — одного спереди, другого сзади, объединив их при этом наручниками, — а Антон выводил из переулка свой автомобиль, я плавно доехала до соседнего дома и постучала в окно. Бабе Марусе было давно пора возвращаться из своего временного укрытия к своему очагу.
Дождалась, пока она выйдет на улицу.
— Спасибо, баба Маруся. Век вашей доброты не забуду.
— Да ладно уж, Таня. Чего там. Главное, чтоб правда победила.
Именно таким призывом воспользовалась я, убеждая ее по телефону предоставить мне помещение.
— Все вещи на своих местах. Ничего не трогали. Не наследили. Комнаты не выстудили. Спасибо еще раз. До свидания.
— Тань, ты ж хоть расскажи, как все прошло-то.
— Я, баб Марусь, книжку когда-нибудь напишу про это и подарю вам. Договорились? Нам ехать надо.
Старушка мудро улыбнулась.
— Ну-ну. Тогда ладно. Заезжайте как-нибудь с Леночкой. А то все вам некогда.
Я помахала ей рукой и села в «Audi», и мы, соблюдая истину «торопись медленно», стали пробираться к трассе.
У КП ГАИ одиноко стояла моя обледенелая «девятка».
Кирсанов остановил машину. Я вышла, постучала в стеклянную конурку гаишников, чтобы забрать ключи и документы. Они попивали чай. Лихачей на трассе не наблюдалось — погода выделила им час досуга.
Вышел мой новый знакомый Коля Селиванов.
— А, узурпаторша. Привет. Ты чего это так больно дерешься. Я на такую мочиловку не подписывался. Руки чесались дать тебе сдачи. Не была бы ты такой очаровательной дамой, я б тебе точно врезал.
Он протянул мне мое имущество.
Я улыбнулась.
— Сам виноват. Твоя шутка чуть в обморок меня не уронила. — А про себя добавила: «Попробовал бы ты мне сдачи дать, не так бы еще взвыл».
Но вслух, конечно, не сказала. Нельзя унижать мужское достоинство.
Уселась в машину, завела движок — ребята молодцы, не дали ему остыть, — и кортеж из трех машин пополз через мост на Астраханское шоссе.
