— Нет, но топорность их работы меня просто убивает! — с раздражением сказала Валентина. — Даже неинтересно работать. Вина Макса абсолютно недоказуема, и если местные судьи не поймут этого, краевые, а тем более республиканские не оставят камня на камне от их обвинений!
— Валюш, не бери дурного в голову. Пока что мы играем на чужом поле, — сказал Барсуков. — А это всегда проблематично. Выйдем на свое, и ты покажешь себя во всем блеске. А уж я позабочусь, чтобы все центральные газеты написали об этом, телевидение сняло сюжеты… Ты станешь звездой, гарантирую, только не зазнавайся потом, ладно?
— Ох Господи, да о чем ты, Боря?
— Да все о том же, дорогая.
— Ой, ну тебя, Боря!
Джип легко вкатился на главную улицу станицы, помчался по ней, не снижая скорости.
— Борис Евгеньевич, вы подбросите меня к дому Максима или остановите на перекрестке, оттуда быстрее идти.
— Какие дела? Конечно, подбросим, Саманта, — уверенно сказал Барсуков. — Ты только показывай, куда ехать, а то я в темноте не очень ориентируюсь тут.
Саманта объяснила, как ехать, — катая детей на джипе в прошлый приезд, изучила расположение улиц станицы.
— Вот здесь, пожалуйста, остановитесь.
— А у него солидный дом, такой же, как и у твоих родителей, Валюша, — сказал Барсуков, останавливая машину.
Саманта выскочила из нее, приветливо помахала напоследок и поспешила во двор. Как она и предполагала, дети ждали ее в кухне, накормленные, ибо рядом с ними была Александра Ильинична.
— Ну что, Саманта? — встревоженно спросила она, вставая со стула.
Антон и Настя с тревогой уставились на нее.
— Все нормально, — сказала Саманта. — Я видела Максима… в смысле вашего сына и вашего папу. Он чувствует себя хорошо, у него одиночная камера, так что никто не досаждает. Завтра можете, Александра Ильинична, передать ему продуктовую посылку. Знаете, честно сказать, его и там уважают, начальство тюремное хорошо относится.
— Хоть я и атеистка, слава тебе Господи, — сказала Александра Ильинична. — Ну а тебя он как принял?
— Хорошо… Рад был. Выйдет, тогда и поговорим конкретно. Я буду ждать его.
— Ждите, тетя Саманта, пожалуйста, — сказала Настя.
— Конечно, Настюша. — Саманта погладила русые волосы девочки. — Он просил передать, что всех вас очень любит.
— Мы его тоже… И вас, тетя Саманта… — пробормотала девочка.
— Ну ладно, я побежала, оставляю тебя, как говорится, на дежурстве. Пост сдал — пост принял. Завтра с утра помчусь в район, передам Максиму все, что он любит. Ну, пока!
Пожилая женщина чмокнула Саманту в щеку и выбежала из кухни. Торопилась, да оно и понятно — пожилым женщинам страшновато было ходить по темным улицам станицы. И чем позже они выходили на них, тем страшнее было.
— Ну что, ребятки, пошли в дом, — сказала Саманта. — Посмотрим, что там к чему.
— Не понял, — сказал Антон.
— Я объясню, но чуть позже.
В доме Саманта внимательно осмотрела все комнаты и пришла к выводу, что детей лучше всего уложить в гостиной, там было окно, которое выходило во двор.
— Ребятки, устраивайтесь на ночлег тут, в гостиной, это приказ, — сказала Саманта.
— Но здесь только один диван! — возмутилась Настя. — Не могу же я спать вместе с Тошкой?
— Мы его устроим на полу, не замерзнет. Я сейчас займусь этим. До девяти можете поиграть на компьютере, а потом спать. Извините, ребята, но так нужно. Вопросы есть?
— А вы, тетя Саманта? — спросил Антон.
— Я уйду в кухню, а вы запрете двери на засов, на ключ и ляжете спать в девять. Решено?
— Ладно, — сказал Антон. — А зачем все это нужно?
— В целях безопасности. И никому, кроме меня, не открывать. Еще вопросы есть?
Вопросов больше не было, и Саманта принялась устраивать спальное место Антона в гостиной.
В половине девятого она вышла из дома, убедилась, что дети заперли дверь, и пошла в кухню. Разогрела рагу из свиных ребер с картошкой, наполнила тарелку, села за стол. Наконец-то и поужинать можно, честно говоря, проголодалась.
Ну вот она и услышала от Максима то, чего ждала долгие…
Подумала и усмехнулась, так хотелось сказать — годы или хотя бы месяцы. Но нет, ждала она всего-то чуть больше недели. Но какими же долгими были эти дни! Теперь предстояло услышать серьезный ответ на другой важный вопрос: а сможет ли она приспособиться к ритму неспешной деревенской жизни? Спросила, понятное дело, себя и сама должна была ответить. Но как Максим был решителен во время свидания в тюрьме, так и она ни минуты не сомневалась. Да! Дети верят в нее, обещала не предавать их, и значит… Прощай, Саманта-москвичка, здравствуй, станичница Саманта Ивановна!
Поужинав, она вымыла посуду в раковине, вода из крана не текла, но на плите стояла кастрюля с горячей водой, Александра Ильинична вскипятила, чтоб могла помыться и посуду вымыть.
Хотелось думать о другом, о бытовых проблемах, которые она намеревалась решать быстро, пока на дворе тепло. Деньги у нее были, и значит, холодную и горячую воду на кухню, ванную и теплый туалет они с Максимом… или она сама устроят в первую очередь. Хотелось, но думать следовало о другом, о страшной опасности, которая грозила ей и детям Максима.
Громкий стук в калитку прервал ее сомнения. Настолько громкий, что вряд ли он мог принадлежать злоумышленникам. Тогда кто это может быть?
Передернув затвор пистолета, Саманта осторожно вышла во двор, прижимаясь к стене кухни, прошла несколько метров, прячась за кустами сирени, с которых еще не вся листва облетела, остановилась у бетонного столба забора и резко спросила:
— Кто?
— Саманта, это я, Марина. Пришла к тебе в гости. Неужто прогонишь, а?
Саманта рванулась к калитке, резко распахнула ее. За калиткой и вправду стояла Марина, изрядно пьяная и с бутылкой виски в руке. Ну прямо анекдот! Вчера она стучала в калитку Марины, а та не решалась подойти, теперь прямо противоположная ситуация.
— Саманта, я пришла к тебе! Больше не к кому пойти, понимаешь?
— Марина, это не совсем удачное решение.
— Да плевать. Я же сказала тебе — больше не к кому!
— Хорошо, проходите на кухню, дети уже спят в доме, а я… только что поужинала.
Марина вошла в кухню, плюхнулась на стул, со стуком поставила бутылку на стол.
— Не к кому, понимаешь? — сказала она. — Я раньше была простой продавщицей, многие хотели, ну и… получали. А потом я вышла замуж за Пашу и твердо сказала — нет. Теперь сижу и думаю, ну и куда пойти? Одни завидуют, другие видят во мне только бабу, и все… Уже прямо сейчас хотят, чтобы ноги раздвинула. А я не хочу, понимаешь?
