— А Кабаков?
— Кабаков, — задумался Костырев. — Кабаков слишком стар для того, чтобы воровать бриллиантовые перстни и носить пистолеты. А может быть, мне только так кажется. Во всяком случае, скоро у нас рандеву с ним. Попробуем его пощупать. Если он там был, то точно позже Барыбина.
— Попробуем пощупать, — согласился с ним Ильяшин. — Только щупайте его посильнее, а то скоро начальство нас пощупает.
— Да, — печально согласился с ним Костырев. — Я уже чувствую его холодные жесткие руки на своем горле…
В разрывы иссиня-черных туч ворвалось жаркое солнце и облило весь город слепящим горячим светом. Заискрились мокрые листья деревьев, посверкивая на солнце каплями воды, стекающими по глянцевой зеленой поверхности. Сразу же стало жарко. Мокрые голуби сидели на широких карнизах окон и чистили слипшиеся перья.
— И кроме того, — задумчиво произнес Костырев, — мы с тобой упустили из виду одну деталь. Если все происходило действительно так, как он рассказывает, то у него не хватило бы времени на инсценировку самоубийства. На все про все у Барыбина было минут двадцать плюс дорога. А найти письмо, достать его? А таблетки, опять-таки… Не заставил же он ее выпить всю лошадиную дозу…
— А если он угрожал ей пистолетом?
— Вопрос в том, чьим пистолетом. Что ж, надо искать и оружие, и перстень. В них должна быть разгадка.
— Вы думаете, все же убийство с целью ограбления?
— Скорее инсценировка. Только доказать это будет трудновато. Почти невозможно. Да и мало верю я в эту версию. Слишком уж она противоречит письму и факту приема Шиловской таблеток.
— А если вещи похитил хорошо известный Шиловской, но незаинтересованный в ее смерти человек? Например, соседка. Зашла за солью, прихватила пистолет, кольцо и незаметно вышла. Конечно, «соседка» в фигуральном смысле.
— Незаметно сняла с пальца? Нет, очень маловероятно. И опять-таки как «соседка» зашла, почему зашла? Была ли Шиловская жива в это время? Если была, то почему не воспротивилась похищению?
— Воспротивилась и была убита! — воскликнул осененный догадкой Ильяшин.
— В таком случае как насчет письма? Глупая «соседка» в этом случае получается. Подкладывает письмо при явных признаках убийства. Зачем? Чтобы запутать следствие? Молчишь… То-то. Продолжаем рассуждать дальше. Если Шиловская к тому времени была уже мертва, то вполне объясним тот факт, что «соседка» не стала вызывать милицию — чтобы не навлечь на себя подозрения.
— Предположим, так, — сказал Костя. — Шиловская по какой-то причине решает покончить Жизнь самоубийством. Выпивает таблетки. Таблетки начинают действовать. Ей становится плохо, она падает. Дверь остается открытой. Приходит тот, кого она ждала, видит, что она не способна сопротивляться, но еще жива, добивает ее и похищает кольцо и пистолет. Тихо смывается. А Шиловскую находит Тюрина, отчего и получает мозговой удар.
— Неплохо, — задумчиво протянул Костырев. — Как умственное упражнение хорошо выглядит. Логично. Все есть, все факты объясняют друг друга. Остаются детали, которые разрушают логическую картину.
— Какие детали?
— Зачем «соседке» пистолет? Перстень — понятно, но пистолет… Нельзя не понимать, что опасно иметь такую игрушку при себе. Тем более, взяв ее около трупа. Это улика, да еще какая улика! И потом, милый мой, самоубийством с бухты-барахты не кончают. Без повода, я имею в виду. Но идея интересная. На всякий случай возьми ребят и еще раз внимательно осмотрите всю квартиру, может быть, чего-то упустил Буркин. Поищи-ка какие-нибудь необычные вещи. Обрати внимание, нет ли замытых пятен крови и т. д. Короче, покопайся. В спешке при осмотре места происшествия могли что-нибудь пропустить. Конечно, вряд ли тебе удастся найти что-нибудь новенькое…
Боевой пыл Ильяшина разгорелся. Он перероет всю квартиру, но откопает что-нибудь дельное!
Глава 27
ПО СЛЕДАМ
Усатый пожилой сержант милиции ввел в кабинет тщедушного бледного паренька, почти подростка.
Парень суетливо огляделся по сторонам быстрым взором маленьких, глубоко посаженных глаз, со свистом втянул воздух щербатым нечистым ртом и, не ожидая приглашения, бухнулся на стул. Этот бойкий индивидуум явно чувствовал себя в своей тарелке, давая понять, что его не проймешь всякими там МУРами-шмурами и что он не чувствует за собой никакой вины.
— А ну, встань! — гаркнул на него сержант, которому не по вкусу пришлась наглость бойкого посетителя.
— Оставь его, Чуйкин, — сказал Ильяшин, наблюдая за парнем с улыбкой.
Он оглядел вытертые джинсы посетителя, его стоптанные кроссовки производства, очевидно, урюпинской фабрики, но под названием «Рибок» и черную футболку, вылинявшую от ядовитого пота под мышками.
Ильяшин уже представлял себе, с кем ему придется иметь дело. Этот тип мелкого жулика был ему хорошо знаком еще по службе постовым милиционером. Такие ребята хорохорятся изо всех сил, когда чувствуют, что на них у милиции ничего нет, качают права, кроют матом и даже в ажитации могут рвануть рубашку на груди, изображая из себя психа, но если их припугнуть чем-нибудь серьезным, например, намекнуть на 107-ю статью или что похуже, то они становятся кроткими, как ягнята на рождественских открытках. Испугавшись, такой тип будет размазывать сопли по лицу и клясться здоровьем матери, что он чист и непорочен, как ангел, а выйдя за ворота отделения, он снова напустит на себя независимый, наглый вид бывалого блатаря.
— Ну что, приятель, как там тебя… — Ильяшин глянул в бумаги, которые сопровождали задержанного. — Так-с, Григорий Жало. Рассказывай, откуда взял кольцо, Григорий.
Парень презрительно смерил его мутным взглядом подбитого в драке ока и нагло просипел:
— Где надо, там взял. Где взял, там уже нет.
— Естественно, — по-доброму подтвердил Ильяшин. — Где взял-то, расскажи, может, там еще найдется?
— В ларьке купил. На Казанском.
— Покажешь?
— Поехали, — гордо отозвался парень, закидывая ногу на ногу.
— За сколько купил?
— За десятку.
— Вот выгодная сделка! — восхитился Ильяшин. — Колечко стоимостью в двадцать штук баксов за десятку взять. Везучий!
Жало подозрительно уставился на милиционера и недоверчиво хмыкнул:
— Заливаешь! Что я, дурак?
— Наверное, — равнодушно отозвался Костя и потянулся рукой в ящик стола. Через секунду он уже разложил перед изумленным парнем яркий цветной каталог, в котором сверкал всеми своими гранями ослепительный бриллиант. — Понимаешь?
Жало встревоженно заерзал на стуле, ему стало неуютно. Он с тоской посмотрел на дверь, ведущую из кабинета, потом оглянулся на окно и, кажется, начал осознавать, во что вляпался.
Ильяшин решил ковать железо, пока горячо.
