— Нет, — беззвучно разомкнулись сухие губы, тогда как все внутри его пело, кричало и рвалось навстречу оглушительно правдивому, открытому, страшному «да!»…
Я исподтишка разглядывала посетителя — благообразные седины, хрящеватый нос, бесцветно-серые глаза. Плюс дорогой галстук, блестящие ботинки стоимостью, наверное, не меньше моей годовой зарплаты. «Денег куры не клюют», — решила я.
Клиент молчал. В свою очередь он исподтишка рассматривал меня. Наверное, это было лучше, чем разглядывать отвалившуюся штукатурку на потолке. В возникшей тягостной тишине стало слышно, как за кухонной дверью пронзительно орал Мамай, требуя немедленной свободы.
— Кстати, меня зовут Виталий Васильевич Чипанов, — произнес посетитель и протянул мне свою широкую твердую руку.
— Таня, — представилась я.
Мы замолчали.
— Вы замужем? — Он первым нарушил молчание.
— Нет.
— А сколько вам лет?
— Двадцать семь.
— А моей дочери двадцать пять. — Лицо посетителя едва заметно затуманилось.
Странное любопытство… Я представила, как изнывает за дверью Мишка, слыша каждое наше слово и не имея легальной возможности вмешаться в разговор.
Через пять минут непринужденной беседы он знал обо мне все или почти все. И какой вуз я закончила, и где я работала, и что одно время я брала на передержку собак за скромное вознаграждение и что теперь работаю секретарем и одновременно главным детективом в нашем агентстве. Конечно, насчет «главного детектива» я немного преувеличила, но, с другой стороны, ведь в моем активе значится такое важное «шубное дело»…
Далее последовал рассказ про «шубное дело».
Новикова Катя, студентка третьего курса столичного пединститута, обычно возвращалась домой довольно поздно. Четыре пары лекций, потом еще нужно в читалку заскочить, кое-какую литературу полистать к семинару по психофизиологическому развитию детей младшего школьного возраста, а еще и хочется с подружками в кино сходить, на свидание пойти, по магазинам прошвырнуться, примериться к ценам на косметику… Да еще потом час с лишним трястись в переполненной электричке!
Вот и сегодня, когда часовая стрелка уже подтягивалась к девяти, светящаяся окнами гусеница пригородной электрички истерически взвизгнула тормозами возле платформы. На перрон вывалилась чертова уйма народу, в числе прочих мелькала и стройная фигурка Кати, одетой в куртку с пушистым меховым воротником и сапожки с оторочкой.
Раньше шести часов ей редко удавалось появляться дома. Катя жила в многоквартирном доме, в трехкомнатной малометражке, с матерью и отчимом. А еще у нее были братик Гошка в возрасте тринадцати самых пакостных лет и собака пудель Тошка. А еще у нее было много подруг, и даже в последнее время появился некий молодой человек, который претендовал на столь значимую роль в ее, Катиной, жизни, что при мысли об этом Кате становилось страшно. Это был не просто поклонник или рядовой ухажер из тех, чье имя забывается, как только человек исчезает из поля зрения, это был друг, близкий человек, и более того — любимый! Его звали Саня…
При мысли о нем Катю бросило в жар. Отношения между ней и Саней уже давно перестали быть просто дружескими. А не далее как неделю назад они почти неожиданно для себя решили пожениться…
Спустившись с платформы, Катя вступила на тропинку, ведущую по скользкой, поблескивающей ледяными пятнами грязи. Тропинка узкой ниткой вилась через редкий лесок. Эта дорога была самой короткой между платформой электрички и остановкой автобуса, и Катя всегда шла через лес, чтобы сэкономить время. Правда, на автобус можно было сесть и возле платформы, выдержав атаку доброго десятка остро заточенных локтей и чечетку стольких же ног в чрезвычайно тяжелой обуви на собственных ступнях. Но чем впихиваться в битком набитый «ЛиАЗ», куда как проще было пробежать через лес и сесть на другой маршрут, более свободный.
Обычно Катя возвращалась домой с Саней — он жил неподалеку от нее, в частном доме вместе с матерью, и всегда провожал ее до подъезда, даже если на улице стоял день. Но сегодня…
Вот уже неделя, как они поссорились. Катя вздохнула. Поссорились почти сразу же после того, как решили пожениться. Саня считал, что после свадьбы они должны жить вместе с его матерью в доме, где не было горячей воды и отопления, а половину комнаты занимала огромная русская печка.
«Я не могу оставить мать одну, — сказал Саня. — Как она без меня?» Но жить с родителями, безразлично, со своими или с мужниными, Катя не хотела.
— Нет, Санечка! — убеждала своего будущего мужа Катя. — Мы должны жить совершенно отдельно. А иначе что у нас будет за семья!
— Зачем платить деньги за комнату неизвестному дяде, если у моей матери полдома свободны? — резонно возражал Саня. — А деньги нам самим пригодятся, пока мы оба учимся.
— Спокойствие дороже любых денег, — парировала Катя. — На первых порах нам помогут родители, а потом я возьму учеников — выкрутимся как-нибудь!
— Можно подумать, моя мать для тебя кажется каким-то монстром, — обидчиво возразил Саня.
— Можно подумать, что она для тебя дороже, чем я! — в свою очередь обиделась Катя.
— Дороже не дороже… Но и бросать ее я тоже не собираюсь!
— Ну и живи со своей мамочкой! — запальчиво крикнула Катя.
— Ну и буду жить!
— И живи!
— И буду!
После ссоры они неделю не разговаривали, не встречались, избегали друг друга, ездили на учебу порознь и возвращались разными дорогами. Сталкиваясь в коридорах института (они учились на разных факультетах), влюбленные смущенно отводили глаза друг от друга и разлетались в разные стороны, точно одинаково заряженные элементарные частицы.
Хрупая сапожками по смерзшейся к ночи грязи, Катя с обидой размышляла о том, как Саня с ней отвратительно поступил.
«А если на меня сейчас нападет бандит, — старательно вызывая к самой себе жалость, размышляла Катя, — вот тогда он пожалеет! Будет локти кусать! Вот назло ему завтра в институте буду ходить под ручку с Веней Рукавишниковым! И еще сделаю вид, что я в Рукавишникова по уши влюблена!»
В темноте безлистная ветка рябины, нависшая над тропкой, упруго хлестнула по лицу. Катя на секунду остановилась, от боли схватившись за щеку. Хруст льда под ногами сразу смолк, и сзади послышались торопливые шаги — кто-то спешил по тропинке ей вслед.
Смахнув ладонью слезы, Катя побежала, спеша поскорее выбраться в людное место. Опавшая листва шуршала под ногами, хрустел лед, разлетаясь под тяжелыми каблуками; и шаги за спиной, казалось, звучали все громче, все ясней, все ближе…
Впереди, сквозь силуэты голых деревьев, замигала желтым светом фар оживленная улица. Катя во весь дух припустила к остановке, куда, приветливо светя окнами, уже подъезжал автобус. Когда девушка подлетела к ней, автобус уже выгрузил пассажиров, закрыл двери и отъехал.
